Король шпионских войн. Виктор Луи — специальный агент Кремля - [2]

Есть легенда о том, что в Московском авиационном институте на кафедре аэродинамики долго висел плакат с изображением майского жука, который по законам той самой аэродинамики летать не может. Но почему-то летает. Вопреки науке. Видимо, в МАИ не учился и не знает, что не летать ему положено, а ползать.

Вот так же казалось, что в среде «гомо-советикусов» не может появиться человек, которого «вырастил Сталин на верность народу», который прошёл чистилище ГУЛАГа, но который при этом владеет европейскими манерами и языками, дорого одет в лучшие костюмы английских кутюрье, строит себе фазенду под Москвой, пьёт только шампанское из региона Шампань, женат на иностранке из капстраны, балуется уникальными коллекционными спортивными машинами довоенной эпохи, владеет собственным (!) бизнесом в колхозном государстве и имеет не один миллион в иностранной валюте. Легально. Без боязни услышать шаги обэхээсников, как расстрелянный задним числом Рокотов.

Такой человек не мог существовать в советской системе координат, но — парадокс — он должен был появиться, чтобы её изменить.

Он появился, казалось бы, из ниоткуда — из лагерной пыли.

Его звали Виталий Евгеньевич Луи. О нём, человеке и феномене, эта книга.

Это не книга учёного, так как написана не по научным канонам и не основана на пресловутых «документальных первоисточниках»: они на девяносто девять процентов скрыты от нас. Это и не книга разведчика (контрразведчика), ибо таковым не являюсь, а потому прошу у читателя понимания за предопределённую слабость своих возможностей перед, скажем, оставшимися в живых кураторами Луи из органов, людьми уважаемыми и по-своему выдающимися, которые не просто «знают лучше», но и «сами делали».

Но они и не могут всего сказать: в одном случае — честь мундира («ребята не поймут»), в другом — мнимая секретность, которая в жизни исчезла, а на бумаге надо соблюдать, в третьем — оправданное стремление подретушировать историю, чтобы выгодно оттенить себя и приземлить «просто исполнителя».

«Многие наши сотрудники молчат и не делятся этой информацией, хотя срок давности прошёл, — сказал мне однажды ветеран советской контрразведки, публицист Станислав Лекарев. — Не хотят они, чтобы общественность узнала то, что известно им. Потому что там не всё так гладко, и многие вещи скрываются. Опасаются предания гласности того, что бросит тень на героические будни наших разведчиков и контрразведчиков».

Так что книга эта — журналистская: по крохам собранные, найденные, иногда клещами вытянутые клочки информации я попытался склеить в единую мозаику, чтобы читатель мог разглядеть портрет этого уникального человека с насколько это было возможно высоким разрешением. Так что прошу простить за возможную чрезмерную гипертрофированность образов, излишнюю былинность историй, неизбежные позывы рассказчиков дополнить документальную правду художественной. В конце концов, звёздный феномен Виктора Луи — это не только сухое небесное тело фактов, но и протуберанцы легенд, домыслов и вымыслов о нём.

И, конечно, отдельное спасибо рассказчикам за предоставленную ими «живую речь» для этой книги — устные, импровизированные, эмоциональные, не выхолощенные воспоминания о главном герое, которые они согласились предоставить автору. Многие — не просто «согласились», а «нашли мужество» это сделать, ослушавшись запрета родственников Луи и самопровозглашённого режима цензуры на разговоры о его персоне.

Сегодня мы много говорим о том, в какой России мы хотим жить, «суверенной» или «сувенирной» должна быть демократия, долго ли нам ещё стоять, разъезжаясь ногами, между Европой и Азией и оказываясь не в Евразии, а в «Азиопе». Какими нам быть?

Я надеюсь, этот человек позволит нам кое-что понять.

ТНЕ ROOF IS ON FIRE

Он был разбужен от дневного сна истошными криками домашних.

Виктор привык спать чутко: годы, проведенные в ГУЛАГе, отучили отключаться глубоко и надолго — и в приполярной Абези, и в трёхзвездном, по сталинским меркам, Казахстане барачная жизнь не прощала потери бдительности. Могли и стащить что-нибудь из личного, непосильно нажитого, или из присланного родными провианта. Тиснуть что-нибудь хорошее — это лучше, чем подбросить что-нибудь плохое. Виктора, а тогда его знали только как Виталия или Витю, недолюбливали, завидуя его потрясающей «выживабильности» и приспособляемости, его блатной непыльной работе, его привычке витиевато выражаться, а потому подозревали в стукачестве. Лучше стучать, чем перестукиваться, — шутили ещё не посаженные. Советские люди отчаянно стучали друг на друга на воле, а потом ненавидели за стукачество на зоне.

Он привык спать чутко и после отсидки — ночью могло происходить самое интересное, а он не привык зевать и пропускать то, что идёт ему в руки. Для журналиста-международника, информационного многостаночника, личного конфидента Андропова, живого «человекошлюза» из Кремля на Запад проспать — значит потерять. Вот уж точно, сон — это маленькая смерть.

Виктор проснулся мгновенно, как и всегда просыпался. Но — отчего?! Что могло случиться в Переделкинской тиши, где с одной стороны притихшие советские писатели, с другой — кряхтящие и неслышно бренчащие медалями советские генералы? Третья мировая? Американские боеголовки всё-таки пронзили московские кольца ПРО, как нож масло? Что за тревогу объявили там, где он, Луи Виталий Евгеньевич, гражданин СССР, русский (по паспорту), беспартийный, с правом выезда во все страны мира (тоже в паспорте), женатый на подданной Великобритании, осуществляет конституционное право советского гражданина на отдых?!