Король отверженных - [190]

– Или что?

– Или я могу отвести нас обратно в порт и дать вам шанс открыть ответный огонь.

Байрон с трудом поднялся на ноги:

– Они все были в курсе этого решения, капитан. Эйгенграу, Пипин, Леонид. Я слышал, как они это планировали. Это был преднамеренный акт войны.

– Это же военное преступление, не так ли, капитан? Подобным образом запустить копья в корабельную оболочку? – поинтересовался Охряник.

В раме перед ней был виден фасад Башни. Даже в тусклом лунном свете она все еще узнавала безыскусные каменные блоки, крошащийся раствор и подвешенные снаружи курятники. Корабль опустился до Салона. Они были достаточно близко, и она разглядела, что не все клетки пусты. Она вспомнила Сенлина – как они сидели на ее юбках, словно деля одеяло на пикнике, и говорили о жизни, как будто понимали суть произошедшего.

Эдит не могла сказать, находятся ли в курятниках трупы или живые узники, все еще ожидающие, что им скажет какой-нибудь простофиля-актер, покалечат их или отпустят.

Что ж, она охотно сыграет для разнообразия роль судьи.

– Ладно, джентльмены, давайте покажем этим Пеллам, что могут сделать с портом шестьдесят четыре пушки и отсутствие снисхождения.

Увидев тучного принца, неуклюже спускающегося по трапу «Арарата», Эйгенграу сразу понял, что Пипин пришел позлорадствовать. Во время подготовки к абордажу флагманского корабля Сфинкса генерал раз или два настаивал, что им не придется сбивать судно. Нет никакой необходимости ставить такую черную метку в истории порта. До этого не дойдет. С отрядом умелых людей и преимуществом внезапности он без труда вытащит эту устрицу из раковины.

Конечно, говоря так, он ожидал, что столкнется с человеческими войсками или блюстителями в худшем случае, а не с бессмертными дьяволами и железной громадой. Он даже мельком не видел капитана Уинтерс. Возможно, она все это время сидела в своей каюте и потягивала бренди. Значит, она получила по заслугам.

Пипин запыхался, когда пробежал по пирсу, обогнул главный причал и направился к караулке, где его ждал Эйгенграу. Как только кронпринц увидел, что генерал пьет что-то крепкое, он потребовал собственную порцию. У стражников не нашлось другого стакана для члена королевской фамилии, и ему пришлось довольствоваться их помятой фляжкой. Пипин ухмыльнулся генералу, высасывая алкоголь, как голодный теленок. Когда он остановился, чтобы перевести дух, фляжка почти опустела, а его подбородок блестел от влаги.

– «Вы нам не понадобитесь», – говорил он. «У меня все под контролем», – говорил он. – И без того широкое лицо кронпринца расплылось в улыбке. – Хорошо, что я тебя не слушаю, Эйгенграу.

– Очевидно, ваше высочество, я отныне и навек буду благодарен вам за своевременное вмешательство, – с шутовской интонацией ответил генерал. Несмотря на рану, он сделал короткий поклон. Врач все еще не приехал, но бренди тем временем неплохо справлялся с ролью медсестры. – Жаль только, что я не смог спасти корабль.

– Да. С удовольствием буду тыкать тебя в это носом еще долгие годы. Ты же знаешь, что на борту была старушка Золотые Часы, – сказал Пипин, встряхивая фляжку и прислушиваясь к плеску последнего глотка.

– В самом деле? – Эйгенграу изогнул бровь.

– Мой дозорный видел, как она приехала с той женщиной, Уинтерс, пару часов назад. На самом деле это к лучшему. Нельзя объявлять войну хозяину и дружить с его собакой. – Принц допил остатки бренди. – Все равно она мне никогда не нравилась. Слишком высокого мнения о себе. Знаешь, однажды она чуть не сломала мне руку за то, что я погладил ее нагрудник. Как будто она могла что-то почувствовать. Но я слышал, что она не была золотой до кончиков пальцев ног, если понимаешь, о чем речь. – Принц подмигнул генералу, который, казалось, ничуть не удивился. – Мне бы очень хотелось поглядеть на…

Из-за горизонта порта поднялся «Авангард», и веселье кронпринца испарилось. Корабль, казалось, плыл на подушке из красного света. Воздух под корпусом пенился и вспыхивал, как закат на бурном море. Он гудел так, что люди порта почувствовали его всем нутром.

Не нуждаясь ни в оболочке, ни в помощи ветра, военный корабль Сфинкса, напоминающий топор, скользил по воздуху. Это была птица без крыльев, копье без веса. Корабль занял позицию над вторым пирсом между портовыми орудиями и черным тортом «Арарата» – и, прежде чем кто-либо успел поднять артиллеристов по тревоге, произвел первый залп.

Шестьдесят четыре пушки рявкнули как одна, вспышки стволов осветили ночь. Зубчатые крепостные валы «Арарата» разлетелись в щепки, сломанные зубцы корабельной защиты разорвали людей, укрывшихся за ними. Главный люк, прочный, как городские ворота, треснул пополам. Сила ударов раскачивала «Арарат» на причальных канатах. Хотя ни один выстрел не попал в оболочку, такелаж одного из трех огромных воздушных шаров начал терять якоря, когда пролет пушечного ядра сорвал железные скобы. Могучий военный корабль дал крен. Его корпус отошел от края пирса, затем вернулся, с треском ударившись о толстые балки дока, как ядро для разрушения зданий.

Затем «Авангард» дал второй залп. Каюты внутри «Арарата» были распахнуты настежь и открыты ветру. Корабль накренился, как кувшин, и излил содержимое: койки, бочонки, сапоги, винтовки, карты и людей. Расположенная в его недрах печь оторвалась от креплений, рассыпав угли, которые угодили на бочки с черным порохом в кубрике. Взрыв прогремел как грохот обвала; некогда грозные бимсы и стрингеры «Арарата» превратились в шлак. Наверху титанические оболочки обернулись пламенеющей троицей. Огненный шар лизнул стабилизаторы «Авангарда», которые сверкали от света, как лезвие в кузнице. Невезучие баржи, пришвартованные в порту, не избежали дождя пылающих обломков. Их оболочки вспыхивали, как пироксилин, а корпуса падали, словно камни.