Король отверженных - [160]

– А как насчет Сфинкса? Нельзя сказать, что он не склонен к театральности.

– Ну, он не швыряет монетки в детей. Но да, любит театр.

Из открытой двери очередной кондитерской выскочила молодая женщина в белом фартуке, держа в руках круглый белый торт, усыпанный цветами из оранжевой глазури. Она навязала торт Эдит, отклонив ее твердый отказ с еще большей настойчивостью. В итоге Эдит оказалась перед выбором: либо позволить торту упасть на мостовую, либо взять его в руки.

Она несла торт, пока пекарня не скрылась из вида, а потом нашла мальчишку-газетчика, который очень обрадовался такому подарку.

Хейст с удивлением наблюдала за происходящим и, когда с тортом было покончено, сказала:

– Иногда я думаю, действительно ли все это было необходимо. – Она провела рукой по своей золотой груди. – Интересно, смогла бы я выжить с чем-нибудь менее эффектным?

– Могу я спросить, это в основном оболочка или… – Эдит не стала договаривать, не зная, насколько щекотливой будет тема.

Но Хейст, похоже, ничуть не смутилась.

– Нет. В результате взрыва я потеряла половину ребер, легкое, желудок и большую часть кишечника. Сердце по-прежнему мое, но остальное – машинерия Сфинкса.

– Невероятно, – сказала Эдит, думая о том, какой простой была ее рука по сравнению с этим.

– Да уж. Я внутрь не заглядывала. Впрочем, полагаю, большинство людей своих кишок тоже не видели. По крайней мере, если говорить о тех, кому повезло. – Теперь, когда улица кондитерских осталась позади, Хейст принялась озираться в поисках свободных мест в ближайшем трактире. – Я хочу пить. Что скажешь, если мы найдем себе выпивку?

Но у Эдит на уме было совсем другое. В утренней депеше от Сфинкса не было упоминаний ни о Сенлине, ни о том, как она исследовала его гостиничный номер. Она восприняла это как разрешение продолжить поиски: либо Сфинкс знал о ее стараниях и закрывал на них глаза, либо он не был настолько всезнающим, как ему нравилось притворяться, и в этом случае ему не помешала бы помощь.

– А в Пелфии есть тюрьма?

– Разумеется. А что?

Не желая раскрывать истинную природу своего интереса, Эдит придумала отговорку. Она сказала, что Сфинкс хотел убедиться, что тюрьмы Башни были гуманными и достойными местами, и заключила:

– Можно многое узнать об обществе, изучив, как оно обращается с заключенными.

– Хорошо, – сказала Хейст, улыбаясь понятной только ей шутке. – Давай отправимся в тюрьму.

Тюрьма располагалась между двумя богато украшенными театрами в переполненном театральном округе. Издали тюрьма выглядела как старая дева, зажатая между парочкой модных дам. Театры были украшены лампами в алебастровых плафонах, перламутровой фурнитурой и разноцветными афишами. Под их маркизами толпился народ, словно стремясь вписать свои имена в бальную книжку принцессы. Тюрьма выглядела сравнительно унылой. И все же она, казалось, привлекала бо́льшую толпу, чем любой другой театр.

Фасад тюрьмы состоял из множества клеток, сложенных в четыре ряда, одна на другой, как кубики из сундука для игрушек. Обитатели клеток выглядели по-разному – от полуголых бедолаг до разодетых в пух и прах лордов. Многие заключенные протягивали руки через решетку, призывая толпу выслушать их рассказы о несчастьях и злодеяниях. Зрители, слонявшиеся по тротуару, ели кексы с чаем и хрустящие хлебцы, попкорн и конфеты, а в перерывах между едой хихикали или подбадривали заключенных продолжать свои спектакли.

Прутья клеток, как вскоре поняла Эдит, были расставлены достаточно далеко друг от друга, чтобы заключенные могли свободно входить и выходить. И действительно, у нее на глазах молодой человек протиснулся между прутьями уличной камеры, чтобы достать цветок, брошенный поклонницей недостаточно далеко. Подняв его с мостовой, узник вернулся в камеру тем же способом, каким сбежал, и возобновил громкие стенания о том, как он был вынужден убить своего романтического соперника в несанкционированной дуэли. В клетке над ним дама в красиво разорванном платье повисла на решетке и кричала, моля короля о пощаде. Группа щеголей в цилиндрах на улице аплодировала и свистела, намекая, какое милосердие они окажут ей, если она спустится к ним выпить.

В верхние клетки можно было попасть по лестнице, которую обслуживал констебль в пикельхельме[11]. Констебль отвечал скорее за то, чтобы помогать заключенным входить и выходить из клеток, а не держать их там. На поясе у него поблескивала коробочка с монетами. Он набрал сдачу для мужчины средних лет, который прибыл в белом костюме, забрызганном красной жидкостью, походившей скорее на мерло, чем на кровь. Новый заключенный утверждал, что заколол отца вилкой для нарезания мяса, но констеблю было наплевать.

– Это стоит шекель за пять минут, – сказала Хейст и остановила молодую девушку, которая несла поднос с конфетами. Джорджина купила пакетик засахаренных роз и, пока говорила, запихивала в рот покрытые глазурью лепестки. – За три мины можно остаться на ночь.

– С какой стати люди на такое идут?

Хейст ухмыльнулась и принялась рыться в пакетике со сладостями.

– Развлечение. Скука. Скрытая вина. А кто его знает? Видишь вон того человека в верхней правой клетке, одетого в тряпки для мытья посуды и с повязкой на глазу? Он эрл. Он живет там уже три года. Я не знаю, как он это себе позволяет. И не думаю, что он когда-нибудь уйдет. – И пока они смотрели, потрепанный эрл просунул между прутьями решетки бледные костлявые ноги и начал весело ими болтать.