Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака - [87]

Когда по ходу передачи Корчаку были нужны убедительные звуки поросячьего визга или петушиного пенья, он обращался к своим сиротам и предлагал им попробовать себя в этих ролях. Два сиротских приюта озвучивали скотный двор. Адам Дембинский, еврейский сирота, вспоминает, что его послали на студию вместе с другим мальчиком, поляком, учеником портного: «Мне нужно было лаять как собака. Я громко тявкнул и получил пять злотых. Это было потрясающе!»

Почитатели передач Старого Доктора понятия не имели, что их ожидает, когда они включат свои приемники: он мог интервьюировать юных пациентов в больничной палате или бедных сирот в летнем лагере, он мог толковать о детях и самолетах, анализировать отношения детей друг к другу и их взаимоотношения со взрослыми, а то и просто размышлять о текущих событиях. Иногда он рассказывал сказку. Выбор ритма и темпа для «Кота в сапогах» оказался столь сложной задачей, что Корчак посвятил сказке три передачи осенью 1935 года, прежде чем почувствовал себя удовлетворенным.

«Находясь среди детей, я всегда контролирую время, я инстинктивно чувствую, когда они засмеются, заплачут или начнут задавать вопросы, — говорил он в одном из интервью. — Но в маленькой комнате наедине с тикающими часами я всегда сомневаюсь, достаточно ли внятно и ясно я говорю, и в нужное ли время зазвучит музыка. Как только загорается красная надпись „говорите“, я ощущаю себя человеком, оказавшимся в воде и не умеющим плавать. Тот же страх овладевает вами на войне при виде наведенного на вас ружья или на тонущем судне».

Аналогия с тонущим кораблем нередко использовалась польскими евреями начиная с середины тридцатых годов. Когда в сентябре 1934 года правительство отменило договор о нацменьшинствах, который гарантировал их равноправие, волна страха захлестнула многие этнические общины Польши (евреи по численности были вторыми после украинцев среди национальных меньшинств). Они чувствовали себя в безопасности, пока у власти находился Юзеф Пилсудский, формально занимавший лишь посты министра обороны и генерального инспектора вооруженных сил, но фактически управлявший страной. В последние годы правления маршал Пилсудский проводил все более репрессивную политику, разочаровавшись в отношении поляков к демократическим институтам. После убийства министра внутренних дел он учредил специальный лагерь для своих политических противников, чем поверг в шок многих представителей общества. В то же время он никогда не отказывался от своего видения Польши как многонациональной федерации. Когда 12 мая 1935 года Пилсудский скончался от рака желудка в возрасте шестидесяти семи лет, немало евреев испытали страх, что будущее польского еврейства будет похоронено вместе с маршалом.

Многие раввины шли в похоронной процессии, сопровождавшей набальзамированное тело покойного, облаченное в маршальский мундир, от собора Св. Иоанна, где оно в течение двух дней было выставлено для торжественного прощания. Затем на вагоне-платформе в сопровождении почетного караула генералов польской армии тело Пилсудского было доставлено в Краков по железной дороге, причем вдоль всего пути длиною в двести миль стояли сотни тысяч поляков. Около сотни еврейских делегаций из всех уголков Польши присутствовало на церемонии в замке Вавель, историческом месте погребения польских королей.

Корчак никогда не встречался с Пилсудским (много лет назад из-за нехватки времени он отказался от предложения написать его биографию), но, желая почтить его память, приготовил для своей очередной радиопередачи исполненный искреннего чувства текст «Поляк не плачет». Польские герои не плачут, это правда, хотел сказать Корчак в своей речи, но знают ли его слушатели, что их любимый герой Юзеф Пилсудский плакал дважды в своей жизни: в первый раз, когда во Львове его армию окружили казаки, а второй — когда умерла его любимая гнедая кобыла. Старый Доктор хотел утешить своих слушателей, сообщив им, что Пилсудский, как все отважные вожди, был человечен, был способен плакать. Но цензура, вошедшая в силу годом раньше, с национализацией радиостанций, не допустила в эфир описание Пилсудского как человека, склонного проливать слезы. Несмотря на обращения некоторых влиятельных друзей Корчака, Старого Доктора заставили заменить подготовленную речь каким-то безобидным рассказом.

Узнав, что администрация железной дороги предлагает четыре бесплатных детских билета на каждого взрослого, направляющегося в Краков в июле, Корчак решил взять некоторых из своих сирот на церемонию открытия памятника Пилсудскому. Один из четырех еврейских сирот, на которых пал выбор, Шимон Агасси, вспоминает, что ночь перед поездкой они спали в квартире Корчака, которую тот делил со своей сестрой. До поздней ночи они собирались в дорогу, укладывали еду и потешались над несуразными планами Корчака, придуманными на случай каких-либо непредвиденных осложнений. Если им не удастся сесть вместе, один из мальчиков должен будет ворваться в купе Корчака, рыдая и жалуясь, что его только что укусила бешеная собака. Тогда все соседи Корчака в страхе удерут, чтобы не заразиться, и они получат купе в свое полное распоряжение. Однако, оказавшись в поезде на следующее утро, выбранный на эту роль мальчик рассмеялся в середине своей печальной истории, и никого из пассажиров надуть не удалось. Детям пришлось по очереди занимать единственное свободное место рядом с Корчаком. Всю дорогу они играли в шахматы и помогали Корчаку скручивать сигареты. Шесть часов путешествия из Варшавы на юг через плоские зеленые поля до древней столицы Польши пролетели незаметно.