Король Чернило. Том 2 - [16]
Перевод Илья Кормильцев
THE FLESH MADE WORD
Перевод Элена Вейрд
Радио Би-Би-Си, 3 июля 1996 года
Иисус сказал: «Где двое или более соберутся во имя Мое, там и я среди них». Иисус говорил так потому, что там, где собираются двое или более, возникает общение, язык, воображение. По-является Бог. Бог — это результат творческого воображения, и с помощью Бога воображение начинает свой полет.
Будучи ребенком, я верил в то, что фантазировать грешно. Воображение представлялось мне темной комнатой за огромной железной дверью, скрывающей все виды самых постыдных мечтаний. Я мог почти слышать свои тайные мысли, коло-тящиеся в дверь и скребущиеся за ней, шепчущие, чтобы я выпустил их наружу. Высказал. Тогда я не мог подумать, что подобные темные существа могут быть посланы самим Богом. Будучи восьми лет от роду, я пел в хоре нашей местной англиканской церкви, и посещал службу два раза в неделю в следующие четыре года, но тот Бог, о котором говорил священник, казался отдаленным, чуждым и каким-то невнятным. Итак, я сидел на клиросе в своей темно-красной рясе, в то время как кровавые мысли струились из-под железной двери моего воображения.
Когда я немного подрос, мой ныне покойный отец решил, что настала пора передать сыну определенные знания. Мне было тринадцать, когда он пригласил меня в свой кабинет, закрыл дверь и начал декламировать великие кровавые строки из шекспировского «Тита Андроника», или из сцены убийства в «Преступлении и наказании», или целые главы набоковской «Лолиты».
Отец вздымал руки, затем показывал на меня и произносил: «бот это, мой мальчик, и есть литература!», и мне казалось, что ему придавало силы ощущение собственной причастности к некоему тайному знанию. Я сидел и слушал безумные слова, вылетавшие из его уст, будучи счастлив оттого, что он пригласил меня в свой странный, невозможный мир. Я замечал, что иногда отец терялся в этом потоке собственной творческой энергии и (хотя отец подсмеивался над этим моим наблюдением) что он находил в своей любимой литературе Бога. Литература возвышала его, поднимала над обыденностью, уносила от посредственности и приближала к божественной сущности вещей. Тогда я еще это не понимал, но иногда догадывался, что то же самое проделывало искусство и со мной: уносило меня от обыденности, защищало меня. Итак, я засел и начал писать очень плохие стихи.
Когда нам было по пятнадцать, мы с друзьями создали рок-группу, и вместо очень плохих стихов я принялся за очень плохие песни, содержание которых было навеяно в основном книгами, которые я в то время читал.
Позднее я поступил в художественную школу, где увлекся религиозным искусством, в основном, думаю, потому что это раздражало моих учителей, уверенных, что следует интересоваться более современными формами живописи. У меня имелись репродукции Грюневальда, Фра Анжелико, Эль Греко, Тинторетто и прочих старых мастеров, которыми были залеплены все стены моего рабочего пространства, и я обнаружил, к своему немалому изумлению, что постепенно узнаю библейские сцены, вспоминаю основных персонажей и их истории. Это по-будило меня пойти и купить карманную Библию, открыть ее на первой странице и начать читать. Я обнаружил, что библейские рассказы находят отклик где-то в глубинах моего подсознания, посеянные там во времена пения в церковном хоре. Я все еще писал песни для нашей группы и довольно быстро нашел в крепко сколоченной прозе Ветхого Завета отличный язык, загадочный и знакомый одновременно, который не просто отражал мое состояние в то время, но давал много пищи для моих артистических потуг. Я слышал в нем голос Бога, суровый, ревностный и безжалостный. Тысячи желчных умозаключений, сделанных мной относительно себя и этого мира (а таковых было немало), находили подтверждение в Ветхом Завете и скалили мне зубы со страниц Библии. Бог Ветхого Завета был жестоким и злобным, и я обожал то, как Он стирал с лица Земли целые народы по своей прихоти. Я был восхищен книгой Иова, тем тщеславным, неверующим Богом, который превратил жизнь своего «непорочного и справедливого» слуги в настоящий ад. Один из друзей Иова по имени Елифаз заметил, что «человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх», и эти слова показались верными моему испуганному маленькому сознанию. И почему человек рождается для страдания, подчиняясь такому тирану, как Бог? Таким образом, после чтения Ветхого Завета у меня сложилось впечатление о человечестве, как о жалких рабах, страдающих под тиранией деспотичного Бога, и это ощущение стало просачиваться в мои песни. Как следствие, в словах начала звучать агрессивная, свежая энергия. Моя группа, называвшаяся «The Birthday Party», представляла собой смесь тяжелых увесистых ритмов и искаженных, пульсирующих гитарных звуков, и все, что мне оставалось, это выходить на сцену, открывать рот и изрыгать Господни проклятия. Из моего горла извергались потопы, адское пламя и жабы. Как бы сказал Уильям Блейк: «Я сам ничего не делал. Я просто направлял перст указующий, а святой дух довершал дело». И хотя тогда я этого не понимал, Бог говорил не просто со мной, но через меня, и его дыхание было зловонным. Я был пророком Господа, говорившего на языке желчи и блевотины. И какое-то время это меня вполне устраивало.
