Коробейники - [42]

Пащенко развязал тесемочки папки. Среди бумаг там лежала пач­ка пятидесятирублевок. Юшкову словно обожгло лицо. Однако рас­смеялся, небрежно сказал: «Странное же место вы нашли для де­нег».— «Вы их, значит, передадите Анатолию Витольдовичу?» Юшков не стал успокаивать. Пересчитал — бумажек было шесть,— спрятал в карман и распрощался. «Значит, до завтра?» — спросил Пащенко не­счастным голосом. Клятвы он, что ли, ждал от Юшкова?

Дом Светы Бутовой, кирпичный, трехэтажный, старой постройки, стоял в двух кварталах от завода.

Юшков долго звонил, и никто не ответил. Он спустился во двор. Несмотря на ветер со снегом, у подъездов гуляли молодые мамы с ко­лясками. Из подъезда вышел мужчина, постоял, поднимая воротник пальто, сутулясь от холода, и зябко крякнул. Косил глазом на Юшко­ва и вдруг сказал: «Юшков, что ли? Не узнаешь старых друзей? За­гордился?» Голос был с той особой хрипотцой, которую издают обож­женные спиртом голосовые связки. Славка еще в школе, в классе пя­том или шестом, хватанул неразбавленного спирта. Он тогда водился с призывного возраста шпаной, был у них на побегушках и пил с ни­ми, эта связь давала ему особый авторитет в школе, не говоря уж о танцплощадке и ее окрестностях.

Юшков пожал руку. Разговор начался обычный: сколько Юшков получает, какие бывают премии, как с жильем. Славка посочувство­вал: «Слушай, я бы не сказал, что у тебя очень уж. У меня триста вы­ходит, триста десять иногда, так ведь я ж уже дома порубать успел и покемарить часок, а ты только с работы идешь. Неужели за сто во­семьдесят в месяц?» — «Что же мне делать? — усмехнулся Юшков.— К вам в модельный учеником?» — «Учеником больше семидесяти не выработаешь,— сказал Славка и утешил.— Зато у тебя работа живая, не соскучишься». «Это точно»,— согласился Юшков. Рядом у вхо­да стояла телефонная будка. Юшков отделался от Славки, позвонил Чеблакову: «Можно к тебе сейчас заглянуть?» «Давай, старик,— ска­зал Чеблаков.— У нас тут пельмени, ждем тебя, так что не задержи­вайся». Юшков повесил трубку, и монета вернулась к нему. Он забро­сил ее снова в щель, и высыпалась целая пригоршня монет. Сколько ни пытался загнать их назад в автомат, они возвращались. «День шаль­ных денег»,— подумал он.

Чеблаков первым делом глянул на туфли Юшкова. Хоть и побаи­валась его Валя, а кое в чем выдрессировала. Пробормотал про чертов паркет, скинул с ног шлепанцы, заставил Юшкова влезть в них, а сам натянул кеды. Белые шнурки волочились по паркету. На кухне он снял крышку с кастрюли, бросил в кипящую воду пельмени. Вошла Валя в длинном халате и косынке, закрывающей бигуди. В деревне она не стеснялась, а в городе старалась выглядеть под стать своей зализан­ной до блеска квартире. «Юрка, тебя совсем не видно. Свинья ты». Чем старше она становилась, тем приветливее делалась с друзьями мужа. Либо он ее обтесал, либо смирилась наконец с тем, что они — сила, с которой надо считаться. Похвастала: «Я, Юрочка, на диету села. Хочу Наташу Филину догнать. Так что прошу мужчин за столом за мной не ухаживать». «Сделаем,— пообещал муж и свеликодушни­чал: — Только вот пельмени под водочку тебе порекомендуем».

Юшков почувствовал, что голоден. Пить не хотелось, и бутылку к общему удовлетворению отставили в сторону. «Мы вот с Саней к дра­коновской диете готовимся. Первая неделя — только овощи, но сколь­ко угодно. Вторая неделя — то же, но без супов. Третья — вообще ни­чего. Сладкий чай по утрам. Четвертая — снова овощи, а пятая — все что душе угодно».— «Мы, пожалуй, начнем с пятой»,— сказал Чеблаков. «Ничего, что я столько ем? — спросил Юшков.— Я, собствен­но, шел не есть, а разговаривать, но так, пожалуй, лучше». Чеблаков посмотрел внимательно, потом со значением на жену. Она завари­ла чай и ушла в комнату: «„Спокойной ночи, малыши” начинается. Моя передача».

«Как тебе с Беланом работалось?»— спросил Юшков. Чеблаков от­вел глаза, сказал осторожно: «Он ведь не был моим начальником. Мы были на равных». «Он берет взятки». Они кончили есть. Чеблаков свалил посуду в мойку, поставил на стол сервизные чашки и разлил чай. Сказал неохотно: «Это в каком смысле? Систематически?» — «Вот именно. То самое слово».— «Я догадывался»,— сказал Чеблаков. Теперь посмотрел Юшков: «Догадывался или знал?» — «Ну... за руку я его не схватил».— «Я хочу уйти,— сказал Юшков.— У тебя нет места?»

Чеблаков открыл холодильник. Наверно, искал молоко. Закрыл. «Не спеши, старик. Заместитель, сам знаешь, мне не нужен».— «Не­обязательно заместитель».— «Старик, Белан — это не самый плохой вариант. Я бы тебе уходить не советовал. Не торопись пока»,— сказал Чеблаков.

Блондинка из Клецка, Лидия Григорьевна, пришла и на следую­щий день. Села на стул, откинула с колена полу плаща, улыбалась за­гадочно: «Ну?.. Что же мы будем делать?» Сказала это очень тихо. Мол, хочешь — считай, что речь о двигателе, хочешь, — о чем-то дру­гом. «Поздно вы встаете»,— сказал Юшков. Она поняла это как при­знание, что он скучал без нее. Рассмеялась воркующе, объяснила: «Я утром успела в цехах задние мосты и переднюю ось получить. Только вы вот меня не отпускаете». Вчера ее фамилия — Заяц — показалась ему неудобной для женщины, а теперь подумалось: как мило и как ей идет. Она открыла сумочку, вытащила флакончик с темно-красной вязкой жидкостью. «Облепиховое масло». «Как же вы так быстро это достали?» — «Уметь надо»,— сказала она.