Короб мыслей - [7]

Шрифт
Интервал

89

Художник, особенно творящий, не может существовать без признания, иначе его творчество иссякнет от горечи сомнений в своих возможностях. Это не обязательно должно быть всеобщим признанием, достаточно и признания небольшого кружка. Иногда даже и одного почитателя. Лучше всего в данном случае тем счастливым композиторам, которым удается приобрести фанатических прозелитов-приверженцев.

90

Моряк стоит на плавающей доске. Он богобоязнен так же, как и рудокоп, столь часто видящий перед собой бездну. Человек, обитаю-щий на земле, только верит в Бога, но тем не менее чувствует поползновение "mit seinem Gotte zu rech-ten"*.

91

Слабый должен иметь поддержку, точку опоры. Поэтому человек, а в особенности женщина, должен быть религиозным.

92

Почему атеист больше боится смерти, чем верующий? Потому что он не признает загробной жизни.

93

У России блестящее будущее, так как русский способен ко всему наилучшему. Но пока что она еще "La belle au bois dormant"*, усиленная деспотизмом. Но если принц "Свобода" разбудит ее своим поцелуем, то (после того как она сначала пройдет через какое-то переходное время) она сможет превзойти все остальные государства Европы, в том числе помимо политической силы своими подлинными идейными преимуществами.

94

Лицом к лицу человек представляется сильным. Но с высоты башни он кажется похожим на муравья. А уж с небесной высоты!.. Как представить, что Бог постоянно занимается человеком?

95

Я заметил до сих пор три различных направления в музыкальном вкусе: первое - приблизительно до 1855 года, когда во всех отраслях преобладала и признавалась исключительно абсолютная виртуозность, и с удовольствием слушались только итальянские и мейерберовские оперы (и эти большею частью вследствие виртуозности исполнения их певцами и певицами), и когда были в ходу лишь фантазии и вариации на известные оперные мотивы, легкие, сухие салонные пьески, танцевальные ритмы и концертные бравурные вещи. С того времени до 1880 года приблизительно, когда публика и артисты обратились к классическим авторам, демонстративно отрицали все новое, и когда симфонические концерты и даже камерная музыка (квартеты) могли рассчитывать на большой успех у публики, и где оперная фантазия считалась в концертной программе явлением не художественным. И наконец, настоящее время, когда все стремится к новому, на старину смотрят лишь с точки зрения исторического интереса и требуют на всех областях трансцендентального. Продержится ли это последнее направление вкуса или наступит реакция, или, быть может, явится что-либо другое, на злобу дня? Что бы это могло быть? Народная музыка?.. Значит, все начнется опять с начала?..

96

Я не понимаю, зачем женщины в настоящее время так стремятся к правам. Ведь во все времена и во всех вопросах (хотя и тайно, большей частью) они всегда имели решающий голос. Теперь же они хотят иметь специальные права. Это, мне кажется, будет скорее сокращением тех прав, которыми они до сих пор пользовались.

97

Ритм в народной мелодии (за исключением ритма в танцах) есть принадлежность лишь цивилизованных народов. Восточные племена его не имеют. Они к неритмическому своему пению бьют в такт на ударных инструментах или отбивают его руками, но делают это как бы во сне, как отголосок заснувшей цивилизации. Ритм в музыке - это пульсация, свидетельствующая о жизни. В современных композициях замечается извращение ритма. Не является ли это признаком упадка музыкального искусства?

98

Когда я в 1871 году спустился по Рейну от Майнца до Роттердама, то испытал ощущение, будто эта река может теперь течь спокойно, так как она уже окончила свою борьбу, и ей теперь приходится нести на своих волнах только английских леди и американских мисс, отмечающих в своих красных бедекерах* карандашом ее скалу Лорелей, Штольценфельс, Роландсек и т. п. Но когда я плыл вниз по Дунаю от Вены до Галаца и наблюдал на пароходе всех пассажиров (немцев, венгров, сербов, румын, турок, русских), мне стало ясно, что здесь еще должна разыграться страшная трагедия, сюжетом которой будет восточный вопрос, и что европейский мир зависит больше всего от исхода этой трагедии.

99

При господствующем теперь по-всеместном антиеврейском движении, когда евреев из одной страны изгоняют, а в другую не принимают и т. д., мне не ясно, почему Европа не позаботится вернуть им их Иерусалим, вознаградив за него Турцию другой территорией, и не даст им возможности там поселиться и жить, как им заблагорассудится. Ведь оттуда они точно также могут иметь свои денежные сношения с Европой, как и в самой Европе. Нетерпимая травля маленького, ничтожного народа, в сущности не совершившего иного преступления, как то, что он на деле доказывает свое финансовое преимущество перед другими народами, положительно недостойна XIX столетия. Ведь Европа устроила греков, румын, бельгийцев, голландцев, сербов, болгар и т. д. Отчего же ей не устроить и евреев?

100

Если во время еды мне объясняют, как и из чего приготовлено блюдо, то оно мне перестает нравиться. Также не люблю я видеть эскизов к картине, которая меня восхищает. Менее всего мне нравятся изменения, которые делал Бетховен у какой-либо музыкальной мысли, пока она не была приведена им в окончательный вид. Я испытываю чувство, будто становлюсь очевидцем рождения ребенка.


Рекомендуем почитать
Княжнин, Фонвизин, Крылов

Три русских писателя: Яков Княжнин (1740—1791), Денис Фонвизин (1745—1792) и Иван Крылов (1769—1844). Годы их противления пришлись на конец XVIII века. Их произведения схожи, тогда как признание различается. Все они тяготели к переводной литературе, черпая из неё вдохновение и адаптируя сюжеты. Если Княжнин и Фонвизин не удостоились почёта при жизни (не пришёл он к ним и после смерти), то Крылов вовремя успел понять, встретив XIX век в качестве иначе смотрящего на действительность.


Кроссовки. Культурная биография спортивной обуви

Кроссовки давно стали не только феноменом современной моды, но и феноменом современной культуры, привлекательным и противоречивым одновременно. Книга историка спортивного дизайна и журналиста Екатерины Кулиничевой представляет собой попытку посмотреть на историю этого вида обуви не через историю брендов и моделей, а через ту роль, которую спортивная обувь играла и играет в культуре, через ее «культурную биографию», которая во многом определяет наше отношение к этому предмету гардероба. Именно эта биография находится в фокусе внимания автора.



Непарадный Петербург. Наследие промышленной архитектуры

Предлагаемая книга посвящена ценной хотя и наименее известной области архитектурного наследия Санкт-Петербурга. В ней автор, продолжая свои многолетние исследования, подробно рассматривает процессы архитектурного развития ряда предприятий, сыгравших важную роль в развитии отечественной индустрии. Задача – расширить привычные границы представлений о петербургской архитектуре, формирующей наряду с классическими ансамблями неповторимый облик северной столицы. Особую актуальность освещение уходящих страниц истории приобретает в связи с переменами, происходящими при изменении функционального профиля многих исторических комплексов.


Стекло

Автор, прослеживая шеститысячелетнюю историю стекла, выбрал небольшое количество характерных для развития стеклоделия периодов, стремясь показать каждый из них по возможности ярко. Показ основных этапов развития стеклоделия осуществлен на фоне картины развития человеческого общества на всем огромном протяжении жизни стекла - от первобытнообщинного строя до наших дней. Предлагаемая вниманию читателей книга - не учебник. Содержание книги не следует точно курсу технологии или истории стекла. Автор выбирал такие сюжеты, которые представлялись ему наиболее ярко освещающими ту или иную стадию развития стеклоделия.


Модное восхождение. Воспоминания первого стритстайл-фотографа

Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.