Корни тамариска - [42]

В одно из посещений Южного Йемена я стал свидетелем того, как вся страна праздновала столетие со дня рождения В. И. Ленина. О годовщине писали все три аденские газеты, радио и телевидение делали специальные передачи, устраивались фотовыставки, спортивные фестивали, теоретические семинары и торжественные собрания в школах, на отдаленных кочевьях, среди рабочих и служащих, в частях армии, безопасности и полиции.

22 апреля Эль-Мукалла украсилась флагами и портретами Ленина. Дворец и главные здания города были иллюминированы. Вечером почти в каждом доме зажгли благовонные смолы. Пламя сотен огоньков отражалось в воде залива Их дым наполнил улицы сладким ароматом, который почти полностью вытеснил запах сушеной рыбы.

В освобожденном Хадрамауте, как и во всей стране, к марксизму-ленинизму потянулись массы грамотного и полуграмотного населения. В Южном Йемене, который не окончательно вырвался из средневековья, труды Ленина, классиков научного коммунизма расходились в тысячах экземпляров, и их не хватало. Молодежь жадно читала. Рушились предрассудки, устаревшие общественные институты, отжившие свой век понятия. У некоторых нетерпеливых людей даже появились иллюзии, что одно знакомство с ленинским учением, весьма поверхностное, иногда через вторые и третьи руки, равносильно заклинанию «Сезам, откройся!» и можно будет переступить порог и попасть в социалистическое общество.

Однако и мечтатели жили на земле. Их родина пришла к независимости разоренной, нищей, отсталой. За исключением Адена, в ней не было современных городов. Девять десятых ее жителей не умели читать и писать и воспринимали события через призму средневековой психологии. Поэтому тот, кто не учитывал эти реальности, рисковал оказаться в рядах разочарованных.

…Поездка на «газике» из Эль-Мукаллы в Сайвун — центр Внутренего Хадрамаута — заняла тогда у нас часов одиннадцать. Гнетущая жара вади сменялась сухим, освежающим ветром пустынных плато. Пейзаж разнообразили причудливые фигуры, образованные выветренными породами. В их очертаниях можно было угадывать и колоссальные замки, и колоннады, и профили людей, и гигантские ворота.

Ни птиц, ни зверей не встретили мы в этих краях. Разве что однажды из-под колес «газика» выпорхнул удод — сероватая птица величиной с голубя. Именно она шептала предсказания на ухо царице Савской и Соломону и являлась героям сказок «Тысячи и одной ночи», чтобы предупредить их о грядущих событиях.

В основную долину Хадрамаута плато обрывается круто, почти отвесно, и наш шофер, прежде чем повел «газик» вниз, прочел молитву и проверил тормоза. Скоро машина покатилась по мощенной булыжником дороге. Мы услышали журчание воды, и повеяло свежестью роскошных пальмовых рощ селения Сайх — первого в цепи оазисов, протянувшихся по вади.

Нам рассказали, что недалеко от Сайха растут деревья «либани», дающие ароматическую смолу ладана.

Мы проследовали за водителем по узкой, каменистой тропе. На северном горном склоне переплелись корявыми сучьями несколько низкорослых деревьев с маленькими листьями. На их стволах тяжелым тесаком или топором были сделаны глубокие зарубки. Неподвижный, тяжелый воздух казался настоянным на душном аромате ладана. Лишь пиликанье невидимой цикады нарушало мертвую тишину долины. «Так вот где начиналась великая. Дорога благовония», — подумал я. — Вот они, мутные капли, которые делали людей счастливыми или добавляли горечь в людскую радость. Как просто и прозаично все это выглядит!»

Деревья источали капли смолы, медленно стекавшие в ржавые консервные банки.

Солнце приблизилось к горизонту, и пустыня окрасилась в розоватый цвет, затем стала лиловой и, наконец, черной. Выглянул месяц, и засеребрились веера пальм и зеркала арыков. Мы въехали в город Сайвун.

Остановились мы в одноэтажной гостинице «Ас-Салям». Ее хозяин создал в центре пустыни почти европейский комфорт: в номерах были ванные и «кулеры», которые не только охлаждали, но и увлажняли воздух; днем же одолевали тучи мух.

Наутро губернатор провинции прислал нам настоящий хадрамаутский завтрак — гроздь фиников, чашу дикого меда и лепешки без соли, которые обязательно надо есть горячими.

Во дворе гостиницы росли финиковые пальмы, бананы, гранатовые и манговые деревья, обильно орошаемые водой из глубокого колодца. Насос подавал воду в бассейн для купания. Над ним опустила свои морковно-желтые и красные плети буйно цветущая тропическая акация — фламбойя. Из бассейна вода растекалась по арыкам по всему саду.

Сайвун, раскинувшийся среди пальмовых рощ, садов, полей, — самый благоустроенный город Внутреннего Хадрамаута. Он может похвастаться и электричеством, и канализацией, и даже двумя полицейскими-регулировщиками. Его улицы заполнены толпой, не менее живописной, чем в Эль-Мукалле. У базарной площади, образованной рядами низких строений, возвышается многоэтажный куб с башнями — глинобитный дворец султана Катири. Он правил этой частью Хадрамаута до революции. Сайвунский дворец — одно из самых оригинальных и прекрасных зданий Аравии. Если Эль-Мукалла, особенно со стороны моря, кажется светлой и нарядной, то в Сайвуне дома нередко сливаются с пепельно-коричневым цветом пустыни. Чисто выбеленные здания — мечети, либо гробницы над могилами местных святых, либо дворцы состоятельных хадрамаутцев.