Кормильцев. Космос как воспоминание - [16]

Репетиции «Урфин Джюса» проходили в Верхней Пышме, на шикарной самодельной аппаратуре, предоставленной свердловским бардом и подпольным цеховиком Александром Новиковым. Это был красивый и честный бартер.

«За то, что мы эти колонки помогали Новикову ваять, а он их продавал, у нас были лучшие в городе гитары, барабаны и микрофоны, — хвастается Пантыкин. — По сути дела, в Верхней Пышме получился своеобразный филиал „Joe’s Garage” Фрэнка Заппы. Я думаю, что с точки зрения оборудования „Урфин Джюс” был самой укомплектованной группой в стране. Московские команды только приближались к нашему звучанию. Мы все равно звучали лучше всех!»

Так случилось, что репетиционная студия «Урфин Джюса» расположилась на территории производственного объединения «Радуга», изготовлявшего детские игрушки. Это было крупное предприятие, лауреат многих соцсоревнований, проводимых Министерством легкой промышленности. Женская часть профкома буквально молилась на группу и гордилась привезенными с фестивалей вымпелами, дипломами и грамотами. Не воспользоваться подобной атмосферой уральского лета любви 1982 года было бы просто грешно.

Ловко сориентировавшись на местности, Александр Пантыкин продемонстрировал выдающийся цирковой трюк. Он устроился в «Радугу» на должность руководителя вокально-инструментального ансамбля, а Илья Кормильцев окопался в том же штате на посту технолога. Следуя общественным транспортом в Верхнюю Пышму, Кормильцев продолжал изучать итальянский язык, а на обратном пути в Свердловск читал английскую прозу и поэзию.

Карманы Ильи оказались набитыми перфокартами с десятками новых слов и их переводами. Пытливо изучая тексты музыкантов Led Zeppelin, Pink Floyd и King Crimson, амбициозный поэт искал место их творческим находкам в будущих концертах «Урфин Джюса».

«Почти каждый день по окончании лекций я садился в автобус и катил в Верхнюю Пышму, чтобы насладиться магией процесса и обсудить с Ильей сценический образ группы: свет, декорации и костюмы, — пишет в книге „С роком сорок лет” Александр Коротич. — По традиции, каждая репетиция заканчивалась портвейном с бутербродами и танцами под Scorpions, Foreigner или Duran Duran. А иначе какой от этого кайф?»

Благодаря своему феноменальному обаянию музыкантам «Урфин Джюса» удалось получить у фабрики не только клуб для репетиций (обращенный, по, скромному признанию Пантыкина, в «сексуальную Мекку Верхней Пышмы»), но и гарантийное письмо от заводского профкома об оплате предприятием записи нового альбома в свердловской киностудии.

Наглость такой аферы была неизмерима. Впервые в истории российского рок-андеграунда музыканты заставили государство оплатить их антисоветскую субкультурную, деятельность. С этой лучезарной авантюры и началась запись самого известного альбома «Урфин Джюса» — «Пятнадцать».

Холодный фронт

Сегодня я слушал две пластинки: Джона Леннона „Some Time in New York City” и „Кинг Кримсон” „Islands”. Я думал, пытаясь охватить разом эти противоположные полюса: „Чего же нам не хватает в первую очередь?” И того, и другого.

Илья Кормильцев

Летом 1982 года «Урфин Джюс» арендовал гигантское тон-ателье — отцы-основатели группы замахнулись на запись двойного альбома. Увидев «тесловский» микшерный пульт и услышав чарующее словосочетание «восемь каналов», Пантыкин внезапно расслышал звон того самого колокола. Сверхдеятельный композитор пригласил для записи струнный секстет из консерватории, трубачей из ресторана «Старая крепость» и решил сотворить НЕЧТО эпохальное в духе «The Dark Side of the Moon».

Неудивительно, что одержимое и азарт Пантыкина передались не толь музыкантам, но и их друзьям — Саше Коротичу, Олегу Раковину и звукооператору Сергею Сашнину. Они сутками не вылезали из студии, спали вповалку, питались бутербродами с сыром и колбасой, привезенными Кормильцевым из дома. В паузах баловались фотосессиями, распивали лимонад и дискутировали о концепции нового альбома «Урфин Джюса».

Казалось, что все идет по плану. Но по плану шло не все.

Дело в том, что повзрослевшим Илья уже перерос узкие рамки «поэта в рок-группе». Он ощущал свою интеллектуальную мощь и, столкнувшись со сложной многоканальной техникой, начал активно вмешиваться в процесс сочинительства со своими идеями «пейзажа звука». По-видимому, Илье жизненно важно было стать идеологом, «производителем смыслов», пытаясь не упускать контроль над происходящим. Автор текстов так пристально следил за студийным рождением песен, что в группе начали возникать разногласия. В особенности — между Кормильцевым и Егором Белкиным.

Несостоявшийся океанолог и комсорг философского факультета больше всего в музыке «любил себя и немного Стинга». В частности, гитарист «Урфин Джюса» искренне считал, что первая и последняя обязанность поэта — написать текст песни. Мол, как только Кормильцев создал стих, он должен «сидеть и молчать». И вообще не высовываться.

«Это была такая «любовь-ненависть, — объясняет Белкин. — Я заставлял Илью переписывать тексты и менять слова. Он переписывал и убирал какие-то словосочетания, которые мне казались попросту дикими».

Какая трагедия недопонимания скрывается за этим признанием, если вдуматься!