Коридор - [57]

– Какую? Про Петра? – Вовка удивленно пожал плечами. – Я разве не говорил? За сотню.

Ромка врать не умел. Кроме того, что вранье не нра­вилось ему по существу, у него была вдобавок плохая па­мять и, когда он пытался соврать, через два-три дня за­бывал, что врал, и чувствовал себя от этого совсем дура­ком. Дома врали много и часто, врал отец, врала тетя Оля, Танька врала, мать тоже врала с Сахалина, и, когда их вранье вылезало, Ромке становилось за них стыдно.

Синяк врал мастерски. Сколько лет они были знако­мы, столько и врал. Сначала врал про отца, погибшего под Сталинградом, и даже когда был разоблачен Ром­кой, каким-то образом отвертелся. Потом врал, как пла­вает на самодельной подводной лодке по деревенской речке. Ромка недоверчиво морщился, но тут Вовка вдруг доставал чулана кислородный аппарат, натягивал рези­новую маску на морду и показывал, как он это делает «под водой. Позднее он врал, что старший брат его рабо­тает генеральным конструктором, но, что самое интересное, однажды Ромка собственными глазами видел, как к подвалу Синяков подкатила черная „Волга“ и немолодой мужчина, очень похожий на Вовку, почтительно цело­вал Татьяну Ивановну, называя ее мамой. Под Сталин­градом, оказывается, погиб его отец, а не Вовкин, Вовке он был как бы отчим наоборот. Врал Вовка, что в Сева­стополе на Малаховом кургане, куда он каждый год ез­дит тайком от матери, он находит гранаты, пистолеты и мины.

– Не ври! – бесился Ромка.

– Спорим на два рваных, – Вовка спокойно тянул к нему белую лапищу.

Двух «рваных», то есть двух рублей, как обычно, не было, и Ромке приходилось глушить недоверие и слушать дальше. А Вовка, чтобы до конца добить друга, вдруг вел его на задний двор, где поджигал «севастопольскую» ды­мовую шашку. Лет через десять только Ромка узнал про­исхождение этой шашки. Они продавались в магазине «Природа», чтобы дымом обогревать сады во время за­морозков. Редко, но продавались. Поймать Вовку было практически невозможно, и Ромка перестал замечать не­правдоподобие его рассказов и просто с увлечением их слушал, как раньше слушал тетю Олю.

Поступление после восьмого класса в ПТУ, где он должен был учиться на сантехника, Вовка объяснял бес­хитростно: задание уголовного розыска. Даже спустя годы, начиная довирать какую-то давным-давно начатую ложную линию, Вовка, не путаясь, продолжал именно с того места, где остановился тогда. И давние его сюжеты не сталкивались, не налезали друг на друга, они аккурат­но пересекались в удобном его повествованию месте.

…За Цветаеву Вовка выручил сорок рублей. Сказал, что дали пятьдесят, но червонец прострелял в тире. Не­брежно добавил, что книгу купил у него лауреат грузин­ской Ленинской премии по литературе Константин Гам­сахурдиа. Он сочиняет здесь, в Адлере, роман «Десница великого мастера». Про историю.

– Чего ты врешь опять? – стонал Ромка. – У ме­ня книжка такая в детстве была. Ты ее у меня видел! Что ты все врешь?..

– Не хочешь – не верь. На два рваных? Пойдем, по­знакомлю. Он здесь в горах живет. На шашлык меня звал. Я специально – за тебя не пошел. Думаю – го­лодный.

…3а курение в курятнике бабка-сторожиха их выгна­ла. Спина зажила. От Юли остались легкие нетревожные воспоминания.

Пролежавший две недели в раскаленном вонючем ку­рятнике исхудавший Ромка выбрался на белый свет, ­нывающий только от одного – невинности.

На пляже было почти пусто. Повыше, у кустов, появи­лась желтая палатка, которой еще вчера, Вовка говорил, не было. Из палатки одна за другой вышли три крупных девушки и, переговариваясь, ойкая от камней под нога­ми, гуськом потянулись к морю.

Вовка толкнул друга:

– Э! Кадры. Не туда смотришь. Доброе утро!

– Лаб дьен! – крикнула самая крупная. – Почему вы не идете плавать? Вы не умеете?

– Купнемся, Жирный, – моргнул Вовка, отжимаясь от пляжа.

– Сам ты жирный!

Девушки приехали Риги: Лайма, Дайна и Хельга. Фотограф, инженер, а Хельга в этом году кончила школу.

Девушки были очень крупные. Синяк выбрал себе фотографа. Через полчаса она уже фотографировала его. Вовка предупредил ее, что ему двадцать лет, работает в уголовном розыске. Лайма смеялась, он так молод, ей значительно больше. Но, судя по всему, Вовка ей понра­вился; он показывал девушкам фокусы с картами, научил играть в «буру», утаскивал на руках огромную Лайму в море без всякого напруга. А чтобы уж совсем поразить латышек, утащил в море сразу двух под мышками.

Вечером Вовка с Лаймой пошли по темному пляжу в одну сторону, а Ромка с недавней школьницей – в дру­гую. Стеречь палатку осталась некрасивый инженер Дай­на.

Ромка шел и чувствовал, что то, что он делает, назы­вается мена. Хельга о его переживаниях не догадыва­лась и напряженно ждала действий. Промолчав полтора часа, Ромка стал рассказывать Хельге о своей любви к Юле, что он ее здесь уж полмесяца ищет, но не может найти. Потом предложил посидеть, поглядеть на лунную дорожку… Хельга глядела на дорожку, внимательно слу­шала, удерживая зевоту крупной ладонью, потом встала и предложила вернуться к палатке.

На обратном пути Ромка, досказывая про любовь, вслух вспомнил, как бабка утром их выгнала и деваться им некуда.