Коридор - [46]

– Кто растется?

– Да это мы так, о своем, – залепетала Липа. – Пойдем, Машенька, в переднюю. – Липа разогнала ру­кой дым. – Люсе это вредно, табак.

– Да глупости это все, – Люся устало махнула ру­кой. – Ничего мне теперь не вредно. Тетя Марусь, налей чайку.

Марья взяла чайник, прокашлялась.

– Не сливай заварку, – напомнила Липа. – Поняла? Понял?

– А папа где? – безразличным голосом спросила Люся

– За хлебом спустился.

– Знаешь, мама… – Люся поцарапала ногтем потер­тую клеенку. – Я вот решила: закрою больничный и бу­ду оформляться на Сахалин. На два года.

– Какой Сахалин?

– Да меня давно еще звали. Строительство жил-объектов. Куратором. Оклад триста, за дальность… – Люся невесело усмехнулась, пригладила волосы. – Как брюхо-то увидали, так, правда, перестали звать, но сейчас…

– Но у тебя же ребенок, Люсенька!.. Ромочка в та­ком возрасте…

– Ромочка в таком возрасте, – перебила Люся мать, – когда ему больше всего нужен отец! Мужчина!

– Нашла мужчину! – фыркнула Марья.

– Ну почему… – слабо возразила Липа. – Лева… он…

– Ладно, мама. Лева – это Лева. Какой есть. Отцов не выбирают.

– А Таня?

– Тане я нужна, как собаке пятая нога! Не сегодня завтра замуж выскочит!

– Так вы что, разводитесь? – Липа посмотрела на дочь почти умоляюще.

– Ну, что ты притворяешься? – сквозь зубы проце­дила Люся. – Знаешь же, что я с ним не живу толком. Все ты знаешь. И Левка знает.

– Людмила! – Марья зажгла новую папиросу, спич­ку снова под н коробка, затянулась. – Знаешь, Люд­мила, я в обкоме по личным вопросам. Передо мной столько личных дел проходит, столько судеб…

– Перед тобой – столько, а у меня – одна! Одна судьба! И мне, между прочим, сорок, а не семьдесят! Полжни себе гадила с соплей, с киселем этим!.. И все равно – я не хотела. Думала: если его ребенок, если похож на Левку, вернусь! Буду жить, черт с ним. А если на… не похож – все! А сейчас не хочу, ничего не хочу!..

– Люсенька! – жалобно вскрикнула Липа.

– Так ты не знала, от кого беременна? – со злове­щим спокойствием негромко спросила Марья.

– Не знала! – ощерилась Люся. – Представь себе, не знала! Что, в твоем обкоме не принято так разгова­ривать?!

– Марусенька! Люсенька!..

– Значит, так. – Марья ткнула папиросу в блюдце. – Родила невестно от кого. Бросаешь сына!.. Да о тебе вопрос надо ставить!..

– Марусенька! Ну, зачем ты так?! Она же Ромочку с собой возьмет или нам с Жоржиком оставит. Школа рядом…

– Роман будет жить у отца, – не поднимая глаз от стола, отчетливо, чуть не по слогам пронесла Люся. – Ты и так его баловала до невозможности.

– Но мальчик такой болезненный…

– Перестань кормить таблетками – не будет болез­ненный…

– Значит, ты – правда?.. Отдать его хочешь? Бро­сить?

– И бросит! – Марья встала. – Бросит! Чтобы с му­жиками гулять! Шлюха!..

Люся медленно поднялась – за стола.

– Ах ты, старая ведьма!.. Крыса ты обкомовская!.. Что ты понимаешь?!

– Люся! Но это действительно!..

– Мама, заткнись! Надоело!.. Танька еще! Смея­лась, как я с животом пол мою. Всем я мешаю! Я не хочу, не могу я в Уланском жить! Куда мне?! Под трам­вай?! Сволочи вы все! Ненавижу!..

Люся сорвалась со стула и через минуту выскочила маленькой комнаты обутая, в берете, в пальто поверх халата.

– Люся! Куда ты? В таком виде!..

Липа метнулась к двери, загородила ее собой. Дочь легко отшвырнула ее, завозилась с цепочкой, застряв­шей в узкой прорези.

– Людмила! Не дури! – Марья бросилась ей на спину.

– Пусти!.. Опять!.. Опять нацепила, дура старая!.. – Люся рвала дверную цепочку, но старухи повисли на ней с двух сторон. – Пустите! Пустите! Все равно уйду! Все равно!..

Она вывернулась, оставив в руках сестер пальто, и, Злетев в комнату, вскочила на подоконник, локтем по стеклу…

– Люсенька!.. Люся! – Липа схватила ее за ногу, Марья – за другую. Люся упала с подоконника на пол. – «Люсенька! – рыдала Липа. – Деточка!..

Люся, тяжело дыша, отпихнула ногами мать и тетку, на кровать. Берет свалился, глаза безумные… Потом она медленно встала и, прихрамывая, пошла в свою комнату.

– Ты что, ножку ушибла?

– Каблук… сломала… – Люся сняла туфлю с торча­щим в сторону каблуком, швырнула его в угол, со сто­ном свалилась на постель.

– Каблук?.. Каблук – это ничего. В срочный ре­монт… Я сейчас… Машенька! Возьми подушку, заткни окно!.. Господи, как же Ромочка будет тут уроки учить?..

9. СЕРЕНЯ, КУРЕНЯ И ВЕЛОСИПЕД

– Рома, я надеюсь, ты не забыл свои обязанно­сти? – напомнила бабушка Шура.

– Бабуль, уже кончается…

– Я не люблю повторять.

Ромка недовольно сполз с крышки пианино и побрел выключать телев Хорошо, что большая комната в Уланском была действительно очень большой: от пиа­нино, на крышке которого они обычно сидели втроем, втискиваясь между двумя бронзовыми подсвечниками с хрустальными висюльками, до телевора семь шагов. Сейчас по телевору шел «Подвиг разведчика», и поэ­тому выключать телевор Ромка не спешил. Не спе­шить Ромка научился тоже с помощью телевора у французского клоуна без слов Марселя Марсо. Тот шел, а на самом деле с места не двигался. Вот и Ромка сей­час шел к ненавистной красной кнопке «выкл.» тем же пробуксовывающим на месте шагом. Пока Ромка «шел», он поглядывал на увлеченную газетой «Правда» бабуш­ку Шуру. Когда он «двинулся» к телевору, бабушка читала текст на самом верху газеты, сейчас Ромка был на полпути, бабушка читала газету в самом ну, а раз­ведчик на экране все еще не совершил свой подвиг. Ром­ка отклонился в сторону, чтобы не загораживать экран блнецам: Серене с Борькой, от волнения за судьбу разведчика грызущих один и тот же ноготь на одной и той же руке.