Коридор - [45]

Дядя Юра перестал смеяться:

– Не понял?

– Таня один раз уже ходила. Она в девятом кл-аеее, но Клара велела, чтоб родители. Мамы нет, она завтра родильного дома выписывается. У нее там ребеночек, девочка, Сорок один сантиметр, вес три сто.

– Вон оно что!.. – Дядя Юра взлохматил седые во­лосы. – Да, брат… А может, отец?

– Он приходил к бабушке, плачет весь…

– Тоже понятно, – кивнул дядя Юра и прикурил от зажигалки в форме маленького пистолетика.

– Дайте посмотреть, пожалуйста. Дядя Юра кинул ему пистолет.

– Да… Не мюзик-холл, прямо скажем… Кто вызы­вает?

– Клара. Дире

– Она отца-то твоего видела? Она же его знает на­верняка?

– Не, не знает. Точно не знает. Он один раз только приходил. Первого сентября. Он на вас похож: нос большой…

– Нога хромая, – в такт Ромке добавил, усмехнув­шись, дядя Юра. – Когда вызывают?

– Завтра.

Дядя Юра посмотрел в календарь:

– Ладно. Схожу. Как отца по отчеству? Тьфу, он же Олькин брат. Лев Александрович?

– Спасибо, дядя Юра. – Ромка положил на стол пистолетик. – До свидания.

– Погоди. – Дядя Юра взял зажигалку со стола и подкинул несколько раз на ладони. – Держи!

Ромка поймал пистолетик и с радостным воем, пока дядя Юра не передумал, помчался вн. На последнем лестничном пролете он съехал по перилам, чуть не сбив с разгона бронзовую голову Пушкина у гардероба.

По Басманному дул ветер, кувыркая мокрые топо­линые листья.

Ромка поглубже натянул фуражку. Из подворотни картонажной фабрики выехала знакомая телега. На коз­лах сидел Вовка.

– Тпру-у! – сказал он мерину. – Тебя лупили?

– Нет, – виновато ответил Ромка. – Меня не бьют.

– А меня мать выдрала! – похвастался Синяк.

– Мне зажигалку подарили, во!

– Насовсем? – не поверил Вовка.

– Вован, знаешь чего… Она наша общая будет, ага?

– Классно, – сказал Вовка и засунул пистолетик се­бе в карман. – Может, тебе жалко?

– Да почему, – пожал плечами Ромка. – Пускай у тебя пока побудет. Если хочешь, конечно?

– Хочу. Ты куда сейчас? Ногу, ногу убери, смотри, копытом наступит.

– Лошади на людей не наступают. Они умные. Мне чулки мамины ремонта на Разгуляе надо получить.

– Другие не наступают, а этот еще как наступит.

Залазь.

Ромка забрался на козлы.

– На, – Вовка сунул другу вожжи. – Но-о!

Пимен жил не только в Вовкином подвале. Второе жилье у него было в голубятне, пристроенной к стене картонажной фабрики, где, возвратившись колонии, он работал грузчиком неполный день как малолетний. Дел у него на фабрике было совсем немного: вечером вымести бумажные обрезки, а на следующий день загру­зить ими телегу.

В голубятне, постоянно сшивались Ромка с Синяком. Иногда в дни получки в голубятню приходил старик воз­чик. Пока Пимен накидывал в телегу бумажную рвань, старик тихо выпивал под ласковое ворчанье голубей и засыпал на топчане. Тогда Пимен сам отгонял телегу, но не на Малинковку, куда положено, а рядом на Оль-ховку в «Утильсырье» к брату Уляляма. В помощь он брал ребят. По дороге на Ольховку он останавливался возле колонки и наливал в бумажный хлам воды для прибавки веса. Брат Уляляма хмурился на мокрое, но бумагу все равно брал. Пимен курил, а подручные наби­вали огромные авоськи сырой бумагой и волокли на ве­сы. Брат Уляляма двигал разновесы по заржавленной штанге весов, недовольно бормоча про себя что-то та­тарское. Затем он со скрипом отсчитывал Пимену день­ги. Пимен брал себе основное, а несколько мелких бума­жек давал помощникам.

Дядя Юра тоже помогал. Когда в дательстве на­капливалась макулатура, он сообщал Ромке, что нужна помощь. Издательская макулатура была самая удобная и выгодная: тяжелые, туго набитые папки с рукописями, списанные книги.

Сегодня, пока старик спал, Пимен разрешил Вовке просто так покататься.

…Вн по Ново-Басманной мерин прибавил ходу, хотя идти быстрее ему не хотелось. Но телега, набирая скорость, упрямо подталкивала его, и к мастерской, где поднимали петли на чулках, мерин примчался на пол­ном скаку.

– …Ничего, Липа, – сказала Марья, задула спичку и сунула ее в коробок с нижней стороны. – Ну, мертвый и мертвый… Может, так лучше – куда ей еще ребенок! Танька вон того и гляди сама скоро родит…

– Ты скажи Таньке, – встрепенулся неожиданно дед, – что она в кино каждый день бегает, как колхоз­ница. Нельзя же так, в самом деле. И в коридоре с пар­нями стоит. Хоть бы в квартиру зашли.

– Ты, Жоржик, не суйся не в свое дело, за хлебом лучше сходи, – осекла мужа Липа. – Так-то оно так, Машенька. Я и сама говорю Люсе: аборт сделай, куда тебе третий? А теперь уж, когда выносила его… Ох! – Липа сокрушенно покачала головой. – Ты, Машенька, прости меня, но ты не знаешь, каково это матери. Люся-то места себе не находит.

– Что верно, то верно, – согласилась Марья. – Не знаю. Да-а… Я тебе денег дала, не забыла? Купи ты ей кофту модную. Китайские есть красивые… Еще что-ни­будь… А насчет Таньки… Не нравится мне ваша Тань­ка. Сегодня приехала, сколько уж ее не видела, должна вроде бы радоваться, а она со мной поздоровалась… ну, будто в темноте наткнулась! Злая девка получится. Вот увидишь.

– Всегда тебе, Машенька, плохое видится. Все об­разуется. Ребенок еще, растется…

В комнату вошла Люся. В халате, нечесаная. Села за стол.