«А мне начинает изменять чувство юмора!» — грустно подумала она.
Виктория Александровна с нетерпением ждала субботы. Она была как раз свободна от дежурства в больнице. Особенно тщательно убрала в квартире, а потом нарочно сделала в комнате Санди беспорядок: чрезмерная чистота только смущает мальчишек. Она порадовалась, что свекор в Англии и ребята будут чувствовать себя свободнее.
Вера Григорьевна с явным неодобрением наблюдала эти приготовления и, кажется, заранее не одобряла нового друга Саши.
Когда раздался звонок, Виктория Александровна почему-то помедлила и со вздохом отперла дверь.
Позади Санди смущенно жался маленький, тщедушный мальчуган в прошлогодней школьной форме, из которой он вырос. Санди был выше его чуть не на голову.
— Мамочка, познакомься, это Ермак! — с гордостью представил товарища Санди.
Опомнившись от удивления, Виктория Александровна приветливо поздоровалась и показала, где повесить фуражку. Мальчики прошли к Санди. Виктория Александровна накрыла на стол и пошла звать ребят пить чай. Она казалась озадаченной. Оба мальчика стояли перед высоким — от пола до потолка — стеллажом. На одних полках книги, на других — модели кораблей. Здесь была тщательно подобранная пятью взрослыми библиотека для мальчика — жемчужины мировой литературы. Около окна на низкой и длинной тумбочке стоял аквариум, в котором среди водорослей скользили красные, голубые и золотые рыбки. Обстановка комнаты, в сущности, скромная: узкая металлическая кровать, покрытая клетчатым пледом, современный письменный столик с боковыми полками для учебников. На одной стене огромная карта мира, на другой — два морских пейзажа. Но обилие света делало эту просторную комнату почти роскошной — во всяком случае, она такой показалась Ермаку. Огромное окно выходило на бухту, где стояли на рейде корабли, такие же маленькие отсюда, с четвертого этажа, как и коллекция кораблей на полках.
— Ты это сам все сделал? — с удивлением спросил маленький гость.
— Нет, не всё. Вот это просто из игрушечного магазина. Эти делал я. А бригантину делал дедушка в свой отпуск. Мамин отец. Он живет на Корабельной стороне. С тетей Ксенией. Хочешь, я сделаю тебе такую самую бригантину?
— Не надо… — с сожалением отказался Ермак, — мне ее все равно негде держать.
— Мальчики, пошли завтракать, — улыбаясь, пригласила Виктория Александровна.
— Пошли, выпьем чаю… Ты ведь далеко живешь, — сказал Санди. Он и радовался, и смущался, даже как-то робел, что было совсем непохоже на него.
Ермак спокойно пошел за Санди в столовую.
«Какой он… истощенный, — подумала Виктория Александровна. — И мне кажется, ужасно голоден».
Ока приготовила для мальчиков много вкусного: яблочный пирог, миндальное печенье, пудинг с вареньем, а теперь неожиданно решила начать с борща и котлет с гречневой кашей, благо обед был готов.
Санди, приходя из школы, только завтракал, обедал он поздно, вместе с отцом, и вообще первого не любил. Но теперь стал торопливо есть борщ. Ермак съел все, что ему положили. Ел он спокойно и красиво. Но во взгляде его была какая-то недетская настороженность. А когда в столовую вошла Вера Григорьевна и холодно разрешила налить себе чашку чаю, глаза его приняли совсем напряженное выражение.
«Он нам не доверяет, — подумала Виктория Александровна. — Ко почему? Что он, на всех взрослых так смотрит?»
Когда Ермак переводил взгляд на Санди, темные глаза его сразу теплели, смягчались. На бледном, с резкими чертами лице проступало что-то похожее на умиление. Так взрослые смотрят на милого ребенка. Любуясь. Как будто этот мальчик отдыхал с Санди от чего-то неприятного и тягостного. «Он любит Санди», — поняла Виктория Александровна.
Санди уписывал свои любимые печенья, подкладывал Ермаку и оживленно рассказывал про смешные похождения собаки, которая была у него в детстве. Ермак смеялся, но глаза его не смеялись. В них застыло терпение, ставшее привычкой. Глаза у него серо-зеленые, которые в просторечье почему-то именуют кошачьими, но лучистые и глубокие. Может, это от густых черных ресниц и бровей? А около рта две тонкие морщинки… В четырнадцать-то лет! Что он пережил, этот мальчик? Зайчик, как, по словам Санди, его называли в школе. Под стареньким школьным костюмом была линючая ситцевая рубашка, застиранная и неумело выглаженная.
«А ведь это он сам стирал и гладил себе рубашку к сегодняшнему дню! — вдруг поняла Виктория Александровна. Сердце ее сжалось. — Санди говорил, что у него есть и отец и мать. Спросить, кто они такие? Как бы это потоньше сделать… И конечно не при Вере Григорьевне. От нее веет холодом, как от айсберга. Она не одобрила Ермака. Не смогла принять застиранной его сорочки, стоптанных ботинок с порванными шнурками, мальчишеской застенчивости, угловатости, недоверчивого взгляда исподлобья. Больше она в нем ничего не заметила. Вечером за семейным чаем она скажет, что Ермак, без сомнения, из плохой семьи и ни в коем случае нельзя позволить Санди с ним дружить». Виктория Александровна стиснула зубы. За этого мальчика она будет бороться. Она поварила ему сразу и безоговорочно.
После обеда Санди опять хотел увести Ермака к себе, но тот уперся и что-то шепнул ему.
