Корабли Санди - [26]

Несколько колонистов бросились в воду и помогли нам пристать и укрепиться. Рады они нам были отчаянно: видно, редко к ним заглядывали корабли. Загорелые, обветренные лица светились радушием. Со всех сторон сбегались улыбающиеся женщины и дети. Нас окружили плотным кольцом. В большинстве это были рыбаки и крестьяне, но среди них было несколько несомненно интеллигентных людей. Один из них сразу подошел к нам и, пожав всем руки, отрекомендовался магистром острова Морлоу. Он выглядел типичным англичанином, как мы их себе представляем, — сухопарый, высокий, несколько чопорный. Но он был очень гостеприимен. Сначала пригласил нас к себе пообедать, затем осведомился, какой мы нации. Оказалось, что и другие тоже хотят пригласить нас обедать. Гостей расхватали чуть не по жребию — так всем хотелось побеседовать со свежим человеком. Не знаю, как они «беседовали» с теми, кто не знал по-английски» но захватившие их к себе на обед сияли, как в большой праздник.

Невысокий, кроткого вида человек, в черном костюме и черней шляпе — я его сначала принял за капеллана, — оказался врачом. Он волновался больше всех и что-то горячо всем доказывал. Благодаря бабушки я свободно разговариваю и читаю по-английски и то не сразу понял, почему она так нервничает. Потом понял: у него жена русская, и он обязательно должен доставить ей удовольствие — привести земляка на обед. Но всех уже расхватали, и он так огорчился, что чуть не заплакал. Тогда я извинился перед хозяевами, пригласившими меня, — они согласились, что «док» имеет больше прав, и добродушно расстались со мной.

Очень довольный, «док» ухватил меня за руку и, широко шагая, потащил за собой.

Дорогой он рассказал об острове, колонистах и о себе — очень кратко. Колония Морлоу (по имени ее основателя, боцмана Морлоу) существует немногим больше ста лет. Сначала тут поселились, как робинзоны, этот Морлоу и два матроса.

На берегу небольшой лагуны «док» показал мне остатки разбитого корабля. На гранитной скале полустертое название корабля и дата: «1857 год». Рядом пещера, где жили потерпевшие кораблекрушение. На песке до сих пор лежат истлевшие доски, ржавое железо. Никто из колонистов не притронулся рукой к останкам, дабы не нарушить покоя погибших. А на прибрежных утесах гнездятся тысячи птиц Их резкие, унылые крики разносятся над островом, словно крики плакальщиц.

Постепенно островок стал заселяться Сейчас на нем около трехсот жителей. А во время войны стоял даже гарнизон. Остров принадлежит Великобритании, так как боцман Морлоу был английский подданный.

Застроен поселок довольно беспорядочно. Никакой улицы нет. Дома из больших каменных плит, сверху крыты соломой, а на некоторых и каменные, крыши. Мы прошли мимо небольшой церкви, мимо дома магистра — лучшей постройки в колонии, — похожего на коттедж небольшого провинциального английского городка. Магистр мистер Крари был одновременно и судьей, и метеорологом. Все его очень слушались и любили, так как он был человек справедливый. Интеллигенции на острове мало, и все совмещали по три-четыре профессии. Доктор Слегл был и врачом, и повитухой, и аптекарем и даже заведовал библиотекой. Его жена работала медицинской сестрой и помогала ему во всех его начинаниях. Капеллан был… радистом. Этому капеллану было двадцать три года, и он очень увлекался спортом и техникой.

Колонисты занимались земледелием и рыболовством. Мы проходили лило огородов. Здесь возделывали ячмень, картофель, овощи, фрукты. Оторванные от мира колонисты жили довольно скудно, но дружно. Преступлений никаких не было. Судья больше регистрировал браки и рождения. Единственными врагами острова были судовые крысы, размножавшиеся необычайно и уничтожавшие посевы. Полвека назад привезли сюда кошек, но и кошки быстро размножились, одичали и теперь таскали цыплят. Животноводство было несложным: козы, кролики, овцы и домашние птицы.

Птиц здесь хватало. С наступлением вечера со всех сторон из океана слетались тысячи морских пернатых. Гвалт стоял ужасный.

Доктор Слегл имел две ученые степени, присужденные ему в Кембридже. Одну по теологии, другую по медицине. Человек он был, видимо, очень скромный, добрый и нечестолюбивый. Из таких чаще всего получаются неудачники, с точки зрения обывателя, для которого положение в обществе является самым главным.

Подходя к своему дому, он замедлил шаг и как-то смутился.

— Я вас очень прошу… — начал он, чуть отвернувшись, — будьте, пожалуйста, с моей женой добры. Она болезненно тоскует по родине… Она русская. Понимаете, ностальгия… и будет вам рада до слез. — Мистер Слегл дотронулся до моей руки. — Мери — дочь белоэмигранта. Она очень много перестрадала… Чудо, что она осталась жива. Я ее встретил в Южной Африке, когда она была близка к гибели. Я спас ей жизнь. Так вы зайдете к нам? Вы обещали!

Я молча последовал за ним. Они жили в просторном каменном доме с черепичной, как у магистра, крышей. Дом был стар, в расселины набилась земля, росла трава и мох. Возле дома был небольшой огород, окруженный канавой, по которой текла холодная, прозрачная вода с гор. В доме оказалось много книг и географических карт, суровая чистота, но не было уюта, того уюта, что создает только женщина. Словно доктор жил один, холостяком.