Корабль стрекоз - [6]

Пекло полуденное солнце. Я лежал на берегу. Мой лоб холодила смоченная морской водой повязка – сложенная пополам льняная холстина для протирки меча.

Олли сидел рядом со мной на корточках, опираясь, как шимпанзе, кулаками о землю.

Я начал с осмотра себя. Мои волосы были аккуратно причесаны, чресла прикрывали через пень-колоду завязанные на причинном месте бархатные штаны. Причем, штаны не мои, а Олли. На правом бедре золотился вензель «НВ». Его протраханое благородие Нолак окс Вергрин.

Между тем, Олли казался нешутейно проникнутым моей судьбой. Чудеса, блин!

Я медленно сел. Солнечный свет был каким-то обветренным, злым. Болел хребет, першило горло.

– Я чего? Это я чего? – прохрипел наконец я. – Это ты чего! Ты чего вообще все это затеял? Я из-за тебя спал на улице, как бродяга! Ты видишь – я вообще простудился!

– Это наваждение, честно, я не понимаю, как оно получилось! – по-школярски гнусил Олли.

– Чего тут понимать – тоже мне задача о двух бассейнах и семи трубах! Ты еще вчера мне говорил, что «возьмешь ее на себя». Теперь я наконец-то допетрил, что ты имел в виду!

– Но Игрэ! Это она…

– Да что «она»! – орал я. – Пока я как дегенерат плавал за мыс, пока я чуть на хуй не замерз, пока чуть не утонул, ты трахался на моей постели с этой начальственной грымзой. А пожрать мне кто приготовил? Кто мне хотя бы одеяло оставил! Ты думаешь, так приятно в этой воде плавать? Да у меня яйца были как хрустальные! Дзинькали при ходьбе, будто чарки на здравице! Завернулся в циновки и заснул, как калека перехожий – у костра! А вы там все трахались! Мог бы хоть меня разбудить, когда закончили!

– Да мы только утром…

– Ах они только утром! Ну ты просто заводной соловей! Поверь знатоку, ты мог бы этим зарабатывать! Тебе бы дали прозвище со значением – типа Девятарь или Дюжая Елда. Они «утром»! А утром чего ж не разбудили? Чего вообще ты меня сюда на берег приволок? Думаешь, я за шумом волн соскучился? Моря давно не видел?

– Ты же не просыпался! Я тебя уже и так будил, и сяк… Я начал вообще беспокоиться… Ты дышал как-то странно… Кожа была какая-то синюшная. Нин сказала, что ты переохладился…

– Какая умная! Я переохладился! А почему не перегрелся?

Тут я сгруппировался и вполне акробатично вскочил на обе ноги – да здравствуют небесные покровители фехтования! Это далось мне не без труда, но равновесие я удержал. Вышло эффектно.

Олли пришибленно смотрел на меня снизу вверх своими водянистыми глазищами, ожидая эскалации поношений.

Когда я поймал этот взгляд, охота козлить его сразу вроде как пропала, я потух.

– Слушай, Олли, я все понимаю, – сказал я спокойным голосом. – Ты не работал в борделе. Твоя жизнь была отдана фехтованию. Ты мечтаешь дослужиться до пар-арценца Свода Равновесия. Все это очень хорошо. Но что ты будешь делать, если Нин тебя заложит? Ты что, правил не читал? Это запрещено! Запрещено! Запрещено!

(Конечно, к концу тирады я снова орал.)

– Да не заложит… – буркнул Олли.

– Мне бы твою уверенность!

– Ее тогда тоже дисквалифицируют – по тому же параграфу!

– А если я на вас настучу? – предположил я. Не потому, что собирался. А просто из интереса.

– Ну разве что тогда. Но ты же не настучишь? – с надеждой спросил Олли. Куда только подевалась его дворянская спесь. Пусть попробует еще вякнуть, когда мне придет охота «повыражаться»!

– Если вы продолжите ездить мне по ушам скрипом ваших коек – обязательно настучу. Мне-то ничего с этого не будет, – сказал я, обследуя пролежни на боку, покрытом гусиной кожей. – А что ты имеешь в виду, что я не просыпался?

– Ну я бужу тебя уже пятый час. А ты даже глаза не открываешь. Сердце еле бьется! Как мертвый!

– На себя посмотри, – выцедил я.

А Олли и впрямь был чахоточный красавец. Под глазами два рябых мешка, как у совы. Кожа как будто стала еще белее – словно мукой посыпали. Сутулый, битый, нечесаный. Глаза какие-то тусклые, призакрытые – а ведь еще вчера таращился. Вроде как даже похудел, хотя, казалось бы, куда.

Какой дурак, интересно, назвал соитие «усладами плоти»?

– А где наша Госпожа Бездонные Ножны? Тоже, небось, дрыхнет?

– Тише, ну пожалуйста! Вдруг она услышит!

– А то и послушала бы, – нарочно громко проворчал я.

– Вообще, она говорила, что пойдет в штаб Группы Содействия. Доложить, что у нас дело спорится. Обещала к вечеру быть, – шепотом сказал Олли.

Мы, конечно, не знали, да и не могли знать, с кем связались.

– 6—

На душе у нас обоих было гадостно. Поэтому мы уцепились за эти качели как за спасение.

Моя лодка подошла идеально. Даже как-то подозрительно идеально для ворованной.

С балкой мы, конечно, намучились, пока установили ее между двух скальных уступов и укрепили как следует, чтобы не качалась. Резка канатов также оказалась «прискорбным развлечением», как шутят в Харрене. Олли поранил руку, я натер мозоли… Однако, через несколько часов у нас все было готово.

Мы даже покачались для пробы.

Несмотря на усталость, меня затопил настоящий кипучий восторг.

Наша летающая лодка, наш ковчег-качеля, взмывала высоко и падала стремительно, омывая душонку проникающей смесью из страха и упоения.

Олли горланил «э-ге-гей» и «урааа!» и по-детски запрокидывая голову, смеялся. То есть радовался как полагается радоваться в романах, в то время как его развитые передние зубчатые, купно с наружной косой живота, средне ягодичной, грушевидной и даже близнецовой, при содействии грудинно-ключично-сосцевидной и всего дельтовидно-трапециевидного великолепия помогали мне длить эти полеты, раскачивать эту махину.