Корабль идет дальше - [143]

Наверное, Ерохов, как когда-то я, считал себя еще «человеком», а величина его грандиозного судна внушала ему уверенность, что он не шкипер а капитан, настоящий капитан, а не какой-то капитанишка с буксира. На его судне было все за исключением машины и гребного винта. Стоит ли помнить о таких мелочах?

— Вот что, — угрожающе сказал я, — если ваши люди немедленно не пойдут принимать буксир, то я ухожу обратно в город и заявляю Лазареву, что вы не готовы к буксировке. Ясно? Почему между вами и вторым лихтером не заведен буксирный трос?

— Ваш лихтер, вы и заводите, — еще пытался сохранить престиж «человека» Ерохов, но прежней бодрости в его голосе уже не было. Он взял рукавицы, лежавшие на грелке парового отопления, и, не глядя на меня, сказал:

— Пошли, ребята. Сначала на корму.

Я понял, что беспокоиться мне больше не о чем! Андрей Филиппович «пришел в меридиан».

Не успели мы закрепить как следует буксиры, на реке послышалось пение. За то, что это пели не участники хора Александрова, можно было ручаться. В утлой самодельной лодчонке, которой управлял какой-то древний дед, сидели три наших кочегара и довольно противно пели «Из-за острова на стрежень». Настроение у них еще было хорошим. Я перешел на другое крыло мостика, чтобы не видеть их лиц и выгрузку со шлюпки. Завтра предстоял серьезный разговор, от которого, по всей вероятности, настроение у кочегаров испортится. Кому приятно потерять премию?

Наконец вся команда была на борту, буксиры поданы, документы оформлены, все проверено. Можно уходить в море. Сдав лоцмана у красно-белого, старого знакомого, Северодвинского плавучего маяка, прогудев ему три прощальных, «Менделеев» распустил буксирные тросы на всю длину и, врубив полный ход, пошел на Дальний Восток.

Как мы и ожидали, ход у нас снизился чуть ли не наполовину. Лихтера тормозили, да, на наше несчастье, ветер дул всю дорогу в лоб. В голове шевелились нехорошие мысли об угле. Вообще-то я верил Полковнику, и его знаменитая фраза: «Если Волосевич сказал, можешь спать спокойно…» — иногда оправдывалась, но в жизни бывает всякое. Даже гениев постигают неудачи. После тягостных раздумий я нашел выход, если нас «прижмет» с углем. О нем я пока решил никому не говорить и успокоился.

Теперь все мы смотрели назад: не выскакивает ли буксир из воды, не оборвался ли какой-нибудь из лихтеров. Мы вытравили буксир на пятьсот метров, и лихтера болтались далеко позади двумя черными точками. От бинокля болели глаза, но пока все было нормально.

На траверзе Канина Носа мы повернули, ветер усилился до шторма и принял направление нам в борт. Сильное приливное течение работало вместе с ветром, и плетущийся со скоростью шести миль «Менделеев» потихоньку сносило к страшному мысу. Если тебя вынесет штормом к Канину Носу, дело «табак». Там сплошные камни. Но у моряков много друзей, в том числе и лоция. Только не забывай своевременно почитать ее. После моего плавания в океане на «Щорсе» я никогда не забывал этого делать и потому проложил курс от Канина Носа в двенадцати милях, как рекомендовала лоция. Это расстояние было безопасные даже при таком ходе и ветре.

Так мы качались около шести суток. «Менделеев» оказался очень качливым судном, бросался с борта на борт, дрожал, кланялся каждой волне и порядком вымотал нас. А лихтера шли прекрасно, ровненько, переваливались, как уточки, и, по-видимому, не испытывали никаких неудобств.

Когда на горизонте появились темные полоски — это открылись берега острова Вайгач, — на мостик пришел стармех. По тому, как были сжаты челюсти, по всему его виду я понял, что Полковник очень взволнован. Он делал мне страшные глаза и жестом приглашал перейти на другое крыло. Вероятно, разговор предполагался конфиденциальный.

— Иди сюда, — шептал стармех, приложив палец к губам. — Никому не говори. Понял?

— Пока нет. Что вы хотели мне сообщить?

— Я произвел точные подсчеты. Нам может не хватить угля до Диксона.

— Здрасте… пожалуйста. «Волосевич сказал», «Мы устроим усовершенствования»… Так где же они, ваши усовершенствования? Я вас спрашиваю, где? И потом, что это за формулировка: «может не хватить». Хватит или не хватит?

— Не хватит, — упавшим голосом сказал Полковник. — Самую малость не хватит. Тонн восемь-десять. Проклятые котлы жрут чрезмерно. Дефектное парораспределение…

— Это я все уже слышал. Что вы предлагаете? Как пойдем дальше?

Полковник молчал, а мне в душе было и смешно, и Жалко его, и сердился я на механика. Вот такая безответственная болтовня могла поставить судно в тяжелое положение! Правда, все было против нас: запас топлива, подвязанный «хвост», встречный ветер… Хорошо, что есть выход.

— Ну что все-таки дальше, Владимир Алексеевич?

— Придется ждать. Кто-нибудь пройдет мимо. Может быть, даст десяток тонн.

— А если не пройдет? Все ходят Карскими воротами. Так и будем здесь куковать? Наянов нас не поблагодарит, если мы не успеем. Ледовая обстановка ждать не будет.

Вдоволь насладившись смущением стармеха, я сказал:

— Ладно, Володя, не горюй. Капитан тебя на этот раз выручит. Но в следующий раз поменьше остри и побольше думай о переходе.