Корабль - [36]

Отнеся всё, что нужно было отнести, в нужное место, я пошёл в нужное для Сна место. Звалось оно моей каютой, разумеется. Уже подходя к пункту моего назначения, я зевал настолько широко и сильно, что слёзы невольно скатывались по моему лицу. Упав на кровать, я и не заметил, как уснул.

19

Серое бледное небо. Всё затянуло. Утренний ветер залетает в окно и колышет, волнует мои растрёпанные волосы, свисающие, закрывающие мои лоб и глаза. Я смотрю на мрачное серое море. Оно утратило свои прежние цвета. Я не помню, как проснулся, не помню, как встал с кровати, ничего не помню. Помню только тучное небо и бесцветное море, лежащие передо мной. Потухшие. Сколько я так стоял, прежде чем прозвенели Часы, мне неизвестно. Может, я и не спал вовсе, а может, и спал. Всё смешалось.

Все что-то обсуждают. Все в столовой говорят друг с другом и что-то выясняют друг о друге или о чём-то ещё. Один говорит чепуху, другой отвечает чепуху, оба смотрят друг на друга и говорят чепуху. Чепуха соскальзывает с уст одного, её ловит другой, обдумывает, смеётся, удивляется, и вот они оба удивляются, смеются, задают вопросы и находят ответы или не находят. Убаюкивающее зрелище. Но кому нужны ответы и кому нужны вопросы? Они – всего лишь уловка, крючок для продолжения беседы. Кто-то выпаливает: «Погодка-то сегодня не ахти!» Другой смотрит на это и отвечает: «Да… А вот в прошлом месяце… была такая же погодка!» А этот ему: «А позавчера вообще был шторм!» И кто-то третий, норовя влиться в разговор, выкрикивает: «А вот неделю назад… погодка была что надо!,– вопрос лишён смысла. Я прекрасно знаю зачем. На этих глупых разговорах стоит их Мир. Только за счёт этого круговорота глупости их Мир и существует. Что на самом деле происходит? На самом деле, все они надувают мыльный пузырь, огромный общий мыльный пузырь, который и зовётся у них Миром. А делают они это, потому что боятся. Истинная добродетель этих людей— вовсе не жизнерадостность, а трусость. Если бы любили они жизнь, как могли бы тогда прятаться от неё? Все они трусливые безумцы, живущие в мыльном пузыре, надутом глупостью. Он защищает их от Бытия, которое стоит за их Миром. Бытия страшного, опасного, абсурдного, нечеловеческого, лишённого всякого человекоподобия. Они не знают, они не хотят знать, они борются против знания, потому что знание убило бы их».

Сижу один. Подходит Ридик, и изо рта у него мигом выскакивает:

—А погодка-то сегодня так себе!

Говорить я не хотел, но чтобы он скорей отвязался, я высказываю сразу всё, что можно высказать по поводу погоды:

—Да, погода нехороша сегодня, и, к примеру, в прошлом месяце было то же самое, а позавчера вот был шторм, и если вспомнить, неделю назад была прекрасная погода. Вот бы и сейчас была такая!

Сказать ему на это нечего. Своим ответом я выбил у него почву из-под ног, но он всё же не понял, зачем я это сделал. Подумав немного, он выкрутился, выдумал-таки, что бы ещё такого спросить, чтобы завязать со мной беседу.

—Как, указывая своими мясистыми пальцами на стул и как бы давая мне этим понять, что он сейчас присядет. Но я и здесь не оставляю ему ни единого шанса на успех в его нелёгком деле. Я говорю ему, приподнимаясь:

—Вы знаете, дела у меня отлично. Надеюсь, что у вас тоже всё хорошо. Но, видите ли, дело в том, что мне пора. Мне уже пора идти.

Сказав это, я встал и пошёл на палубу. Пока я это делал, он успел ещё кинуть мне вдогонку:

—Да, конечно. Идите, если нужно.

На выходе из столовой вновь выдавали пачки с непонятным содержанием. Последний в очереди человек отошёл в тот самый момент, когда я проходил мимо, и некто, раздававший пачки, неожиданно сунул одну из них мне в руку. Я не подал вида, что что-то было не так. По всей видимости, он подумал, что я, как и все остальные, стоял в очереди. Мне было безразлично произошедшее. Я было подумал о том, куда пропала предыдущая пачка, но тут же отбросил мысли об этом. «Может, выпала и завалилась под кровать?» – промелькнуло у меня в голове, пока я беспечно засовывал новую пачку в карман и выходил из помещения.

Погода была и впрямь мерзкая. На палубе оказалось очень холодно, вся она была покрыта моросью, так что ведро с водой мне не пригодилось. Пока я занимался растиранием капель воды, меня потряхивало. Каждый раз, когда ледяной ветер пронизывал моё тело и по мне пробегали мурашки, возвращались кошмарные воспоминания, и мысли начинали лихорадочно метаться в голове. В такие моменты порывы ветра изживали меня, и, стихнув, они оставляли меня в неопределённости и безмыслии. Тогда всё становилось очень просто. Был просто я, просто швабра, просто день, просто жизнь, просто корабль, просто друг, просто смерть, и так далее. Но затем ветер снова брал своё, наводя на меня смертельную тоску.

Так прошёл этот день. Его закат я встретил лёжа на палубе. Под конец я уже привык к холоду, и теперь он меня совершенно не беспокоил. Я безжизненно лежал и смотрел на звёзды, прежде чем пришло время идти спать. Тогда я встал и пошёл спать. «Всё просто… Просыпаешься, работаешь, засыпаешь. Это идеальная формула, в которой нет места сбою. Причиной сбоя могу быть только я, но, к сожалению, с этим ничего не поделать…» – подумал я, закрывая глаза.