Корабль дураков - [8]

Порывшись в собственной памяти и воззвав к памяти друзей, я нашел множество «жемчужин» из прошлого. Их хватило бы на несколько портретов этого деятеля. При взгляде на послевоенный период выяснилось, что рекомендацию в комсомол В. Ландсбергису дали не только комсомольцы гимназии. На заседании бюро кто–то высказал сомнение в новом кандидате:

— При немцах его отец был министром и посылал Гитлеру приветственные телеграммы.

Члены бюро заколебались, тогда комсорг мужской гимназии «Аушра», впоследствии — гимназии им. Комсомола, А. Раманаускас уверил, что он сам лично изучил дело «где следует» и что под текстом телеграммы Гитлеру подписи старика Ландсбергиса нет. Это заявление произвело впечатление, тем более что оно подтверждалось заранее заготовленной вырезкой из фашистской газеты «И лайсве»за 26 июня 1941 года.

— А сейчас, только между нами, — таинственно произнес Раманаускас, — так сказать, не для печати. Витаутас нам нужен. Он помог раскрыть созданную в гимназии подпольную организацию. Это наш человек.

Как нам потом объяснили на совещании каунасского актива, эта подпольная организация читала и распространяла запрещенную литературу, а один, самый нахальный, писал тайные письма и воззвания и вербовал кадры для будущей организации. Этим грамотеем, поверившим в солидарность друга Вuтулuса, был его товарищ и сосед по парте Алоизас Сакалас. О важности происшествия свидетельствует и тот факт, что дело гимназистов вел не какой–то там, как обычно, начинающий лейтенантик, а сам начальник отдела Н. Душанскис.

— Хоть ты, Петька, и ходячая энциклопедия, но в политике еще сопляк. Газету нужно уметь читать между строк. Его старик и сейчас кое с кем поддерживает связи. Он помог найти в Германии Плехавичюса и Кубилюнаса, — воспитывали меня после собрания актива уже двое — сам Раманаускас и секретарь Сталинского райкома города Вильнюса В. Рочка.

— А чего ты раньше ругал его — аж весь корчился?

— Что было, то было, а сейчас мы его как следует заломали.

И все–таки было! В. Ландсбергису приглянулась подружка товарища, получив от которой «от ворот поворот», он стал распространять о ней всякие слухи и писать ей непристойные письма. Когда девушка пожаловалась товарищам, те отвели провинившегося донжуана на Кармелитский пляж, уложили на живот, прижали к песку руки и ноги, спустили штаны и как следует отстегали крапивой егоры царскую задницу.

— Знаешь, за что? — спросили участники экзекуции.

— Приблизительно.

Экзекуцию повторяли, пока преступник не припомнил всех подробностей.

Этот факт получил в среде гимназистов широкую огласку и стал популярным в борьбе с доносительством, а сам Раманаускас хвалился, что вместе со знакомым графологом он долго изучал написанные левой рукой записки и определил, что их автор, пачкавший бумагу такими мелкими, похожими на блошек буквами, — жадный, мстительный и очень мелочный человек. Конечно, что–то уже забыто, поэтому такой ничтожный сынок отвечать за героического отца не мог.

«Наш человек», «проверенный человек», «лояльный человек» и прочие слова–характеристики В. Ландсбергиса не раз приходилось слышать из уст Ленгинаса Шепетиса, когда его подшефный музыковед стал часто разъезжать по за границам с определенными обязанностями «независимого туриста». Для него был даже постоянный приют в Нью–Йорке у финансового туза Паулаускаса. До 1946 года этот «американец» торговал в Каунасе мороженым, а потом каким–то образом очутился «за бугром». Несколько освоившись со своим новым положением и навестив отца в Австралии, Ландсбергис составил отчет–донос на нашу музыкальную знаменитость Саул юса Сондецкиса, который якобы поддерживает деятельность своего отца Сонды во Всеобщем комитете освобождения Литвы! (VLIK), тогда как он, Витаутас Ландсбергис, уговорил своего отца вернуться домой.

Узнав об этом, Сильва и Саул юс Сондецкисы обратились ко мне за сочувствием. Они считали, что я как «изобретатель «Саюдиса»» причастен к беде, поэтому чуть не со слезами объясняли, какая это ужасная несправедливость. Выслушав их, я пригласил редактора газеты «Теса»2 Д. Шнюкаса, и все вместе мы «настрочили» опровержение. Глядя на пострадавших друзей, я и сам немало переживал, поскольку изведал на собственной шкуре, что значит для художника оправдываться, доказывать, что он не верблюд, что для него означает приносить извинения за свою жизнь, искренне посвященную людям. Я писал от души: такого растерянного и удрученного Саулюса Сондецкисая видел только один раз, потрясенного смертью отца, когда старый Сонда, сопровождаемый сыном домой, еще в аэропорту умер у него на руках. И сейчас Саул юс дрожал и не мог написать ни слова. Он все еще объяснялся, оправдывался, хотя ни в чем не был виноват. Доносчик и сегодня хихикает в кулак, а публично не только отрицает этот свой «подвиг», но и не стесняется строить из себя единственного покровителя литовской культуры.

От себя могу добавить, что эти нападки были подстроены специально, поскольку младшему Ландсбергису нужно было как–то прикрыть деяния отца. Никто этого человека не агитировал и не звал в Литву. Как отработавшего разведчика его вернула домой Москва, несмотря на возражения А. Снечкуса и М. Шумаускаса. Еще позднее в Москве была издана книжица о необыкновенных подвигах этого человека — о том, как у него на квартире скрывался легендарный разведчик Юозас Витас (Вайткунас), который некогда на Алитусском мосту послал меткий выстрел в офицера Юозапавичюса. После проверки выходных данных книжки нетрудно было убедиться, что заказчиком ее была всемогущая госбезопасность. .