Корабельная слободка - [126]

— Ну и что ж, что важный, — стоял на своем Мишук. — Пускай важничает.

Оба сидели верхом на опрокинутом ялике. Мишук — на носу, Жора — на корме. Перед Мишуком расстилалась бухта, зеленая вода была в ней прозрачна, и дымки в ясном небе отражались в воде.

— «Трудись, Николай Пищенков, за Россию-матерь», — повторил Мишук как зачарованный.

И, встрепенувшись, замолотил кулаками по днищу ялика.

— Идешь со мной, Жорка, или как? — крикнул он, соскочив на землю. — Не то я и один, без тебя… Очень ты мне нужен! Ступай лучше к мамке, она тебе соску даст.

— Ой, что ты, Мишук! — сразу замахал руками Жора. — Давай вместе. Наверно, не игрушашный крест, коли Павел Степанович дал.

Жора сполз с ялика наземь и поглядел на свои руки. Они были у него в смоле, которая по килю ялика еще не всюду успела засохнуть.

— Глянь-ка, Мишук, — сказал Жора, показывая свои ладони.

Мишук рассмеялся. Потом поглядел на свои ладони и рассмеялся еще пуще. Они и у него были в смоле. Оба стали мыть руки — воды в бухте сколько угодно.

Время было далеко за полдень; солнце уходило в открытое море; пальба затихала. На противоположном берегу бухты выдался вперед Павловский мысок с батареей, казармами и госпиталем. Дальше, за мыском, торчали ряды печных труб на пепелищах Корабельной слободки. И там же, чуть левее, курился Малахов курган с белой башней и русским флагом.

— Кабы нам к Павловской батарее причалиться, — молвил озабоченно Мишук. — А там с Корабелки махнуть по мосту на Городскую сторону.

— Разве что… — заметил Жора. — А тут, через Большую бухту, как?

— То-то и оно-то, — вздохнул Мишук. — Никто задаром не повезет.

— Нет, не повезет, — согласился Жора. — Как сунешься в ялик без трех копеек, так еще и уши надерут.

Ни Мишуку, ни Жоре не хотелось рисковать своими ушами. Оба знали по собственному опыту, что яличники, случалось, дрались очень больно: как схватит за ухо или за вихор, жди потом, когда ему вздумается отпустить. А в оба конца, да за двоих, это, значит, надо выложить за перевоз целых двенадцать копеек. Таких денег у ребят не водилось. Надо как-нибудь по-другому. Хоть вплавь пускайся через бухту! А плыть ведь до Павловского мыска полторы версты. Петр Кошка бывало на пари переплывал. А Мишуку и до середины не доплыть. О Жоре и говорить нечего: совсем пловец никуда.

Вдруг Мишука осенила мысль. Он огляделся: кругом никого не было. Тогда он схватил Жору за руку.

— Жора, знаешь что? — стал шептать он, все еще оглядываясь. — Спустим ялик в бухту. Там на берегу у Павловской батареи камни, так мы причалим под камнями и ялик там спрячем. А вернемся сюда, на Северную, тогда ялик снова на старое место…

Но Жора покачал головой:

— А хозяин спохватится — ан ялика нет. Выждет тут за амбаром, а когда будем ворочаться, так стукнет по макушке. Тут ходит один старый чорт… Васька Горох было-то залез к нему в ялик бычков удить, так старый этот, не молвив слова, как хватил Ваську доской по голове, аж треснула.

— Голова треснула? — заинтересовался Мишук.

— Не, доска треснула. А на голове выскочила шишка, здоровенная, как у капитана Стаматина, только на самую чуточку меньше — вот настолечко, на волосок один.

Но Мишук слушал недоверчиво:

— Врешь ты, Жорка, зубы мне заговариваешь! Просто боишься — и всё. Я и один с яликом управлюсь, не впервой мне.

— А весла где возьмешь?

В самом деле, где было взять весла? Может быть, они спрятаны где-нибудь за сараем?

Мишук побежал к сараю, но ни у сарая, ни за сараем не было ничего, а самый сарай был заперт на большой замок. Однако из-под дверей сарая торчал край доски. Мишук вцепился и вытащил всю доску.

— Вот тебе заместо весла! — крикнул он Жоре, который принялся швырять камешки в воду. — Ты только помоги мне ялик спустить, а я и доской угребусь.

Ребята ухватились за ялик — Мишук с носа, а Жора с кормы, — но ялик словно к земле прирос. Тогда они вместе вцепились в борт суденышка, понатужились — раз, два, три! Тяжело! Но — хлоп! — и ялик опрокинулся набок.

— Ой! — воскликнули оба в один голос и присели на корточки.

Ялик опрокинулся, и под ним оказались весла и два катка, чтобы спустить его в бухту, и ковш — воду вычерпывать, и фонарь с огарком, и веревка, и даже, неизвестно для чего, мешок с сеном.

У Жоры из головы сразу вылетели все опасения. Вместе с Мишуком подсадили они катки под ялик и спустили его на воду. Прихватив с собой весла и все остальное, ребята отчалили и через пять минут были на середине бухты.

Вся бухта была залита солнцем, которое плыло теперь по западной окраине неба и незаметно все больше клонилось к морю. Пальба поднялась снова, и с каждой минутой все чаще становились выстрелы, и опять словно буйволы ревели, и вновь над Севастополем поднялись дым и пыль. Мишук рвал веслами воду, а Жора сидел на корме притихший, и сердце у него стучало, и глаз он не сводил с больших камней на Павловском мысу. Жоре все казалось, что расстояние между мысом и яликом нисколько не уменьшается и что Мишук не гребет, а только весла в воде мочит. Но когда Жора обернулся, то увидел, что сарай на берегу остался далеко позади и что какой-то человек в фартуке поверх красной рубахи бегает там по берегу и руками размахивает — наверно, кричит что-то, только за канонадой ничего не слышно. А Мишук еще раньше заметил этого человека и греб изо всех сил.