Корабельная слободка - [12]

А те, в свой черед, смотрели на Павла Степановича и ждали его распоряжений. Это были командиры кораблей «Императрица Мария», «Ростислав», «Париж», «Кагул», «Кулевча», «Три святителя» — боевые командиры и могучие корабли.

— Города не жечь, — сказал Нахимов и повернулся к иллюминатору[16], в который уже виден был синий силуэт гористой оконечности полуострова.

Бозтепе называют ее турки. Бычьей головой слыла она у русских моряков.

Там, на узком перешейке между полуостровом и материком, защищенный горами от холодного ветра, нежится между двумя бухтами турецкий город Синоп.

— Города не жечь, — повторил Нахимов. — Русский моряк дерется только с вооруженным врагом; с мирными жителями — никогда. Задача: истребить турецкий флот, бить по кораблям, подойдя на пистолетный выстрел…

— На пушечный… — робко поправил Нахимова чей-то голос из темного угла каюты.

— Нет-с, — пристукнул Нахимов об пол каблуком сапога, — именно-с… на пистолетный! Только близкое расстояние в сражении считаю наилучшим в морском деле. Близкое расстояние и взаимная помощь друг другу… А если кто из капуданов спустит флаг, объявив сдачу, то и по кораблю прекратить огонь немедля. Россия ждет славных подвигов от черноморского флота, а лежачего чего уж бить! Слыхали от матросов? Повинную-де голову и меч не сечет. Впрочем, — закончил уверенно Нахимов, — каждый из нас на своем месте исполнит все, как нужно.

Ночами, когда бессонница и подагра не давали турецкому вице-адмиралу Осману-паше уснуть, перед ним вставала тень Нахимова. Она принимала гигантские очертания, как в сказке. Но Осман-паша сорок два года провел на море; он с ног до головы обкурен пороховым дымом; он даже в Англию плавал, когда там появились винтовые пароходы. Ему ли пугаться теней и верить сказкам!

В море бушуют теперь осенние бури, а на Синопском рейде тихо. Это едва ли не лучший, не самый безопасный рейд на всем побережье Анатолии. Здесь можно бы отстояться, привести в порядок потрепанные бурями суда… Отсюда не так уж трудно будет переправить на Кавказ штуцера и порох… Если бы Нахимов не был так близко, то не худо было бы и перезимовать в Синопе…

Опять эта тень Нахимова! Что Нахимов, думает Осман-паша. У Нахимова — корабли, и у Османа-паши — корабли. Но у Османа-паши больше кораблей. Да у Османа-паши за спиной еще и береговые батареи, а у русского адмирала — один лишь зыбкий и неверный морской простор, пучина морская. Нет, не отважится Нахимов напасть на Синоп. Вот и Мушавер-паша говорит, что вернется Нахимов в Севастополь ни с чем.

Все стены в каюте турецкого адмирала обиты венецианской парчой, и пахнет в каюте сандаловым деревом и розовым маслом. Все источает здесь сладкий, приторный аромат: лисья шуба адмирала в стенной нише; его парадный мундир с турецкими орденами, с английскими и французскими медалями; закругленная седая борода и черные расчесанные и разглаженные усы.

Старик только что вернулся с обхода кораблей. Теперь у себя в каюте он греет руки над медной жаровней. Потом тянется с низенького дивана к туалетному столику, где торопливо тикают карманные часы. Не открывая крышки, адмирал нажимает стерженек на часах, и «динь-динь-динь-динь» разлетается по каюте: двенадцать слабых ударов, точно там, в часах, серебряный молоточек бьет о золотую наковаленку. Осман-паша вздыхает: часы эти — подарок Махмуда Второго, покойного султана.

Но уже полдень! Сейчас должен явиться вызванный на адмиральский корабль командир двадцатипушечного парохода «Таиф» Мушавер-паша, рыжий буйвол, как зовут его на турецкой эскадре. И верно: буйвол, вот он, уже топочет по лестнице и вваливается к адмиралу не спросясь.

Мушавер-паша совсем не похож на турка. Второму султану служит Мушавер-паша, и двадцать пять лет носит он, поверх рыжей щетины на голове, турецкую феску. И все же буйволоподобный британец Адольфус Слэйд не стал за эти годы подлинно Мушавером-пашой. Его можно выкупать в розовой воде, а от него все равно будет разить портером, английским табаком, портовой таверной.

На полу в каюте, на ковре, развернута английская карта Черного моря, и Осман-паша водит по ней тростью. Легко шуршит бамбук по гладкой бумаге, и тих голос адмирала:

— Черное море… — Осман-паша провел тростью зигзаг по поверхности карты и продолжал все так же тихо: — В Черном море, близ турецких берегов, — русские корабли. Русские корабли… — повторил он, вычертив на карте той же тростью полосу арабесок. — Куда они идут, корабли неверных, и в какую сторону повернет их аллах?

Адольфус Слэйд молчит, плотно сомкнув губы и выкатив белесые глаза. Потом надвигается на адмирала…

— Хов-хов! — явственно раздается в каюте. — Голос у Слэйда громкий и сиплый. Слэйд не говорит, а лает. — Что? — кричит он. — Русские?..

И он хохочет, сорвав с головы феску:

— Хов-хов-хов-хов!.. Русские… Ноябрь месяц!.. Теперь, в месяц ветров, подойти к Синопу, под береговые батареи…

И Слэйд, запрокинув голову, снова разражается дробным, сиплым, затяжным лаем:

— Хов-хов-хов-хов!.. Нахимов… Бежит теперь Нахимов во весь опор домой, в Севастополь. Бежит и оглядывается, не дымит ли «Таиф» позади. Смотрит Нахимов в трубу, не гонится ли за ним Мушавер-паша. Хов-хов!