Копейщики - [83]

***

Часы на башнях церквей пробили час ночи. Проливной дождь немного стих, но продолжал настойчиво барабанить по черепичным крышам, колоколам собора, застревая в густой листве оливковых пальм, рожковых деревьев и пробкового дуба. По улицам, уходящим с незначительным уклоном в сторону моря, побежали ручейки, окрашенные в золотистые цвета песчаных и известняковых почв западных отрогов сицилийских Аппенин.

Если бы кто-то из жителей домов, выходящих окнами на Кафедральный собор Палермо, выглянул в этот час на улицу, он бы увидел, как, скрываясь в густой тени стен, к собору подошёл человек в чёрном плаще. Чёрный Cappuccio di frrate[130] широкими складками прикрывал лицо.

Отворив незапертую, согласно сицилийской традиции, тяжёлую, отделанную бронзой дверь, он тихо, стараясь не задевать длинным свёртком за углы стен, проник внутрь.

- Господи! Только бы трут не промок - а то придётся действовать на ощупь, – прошептал неизвестный.

Достав из кучи тряпья завёрнутый в промасленный холст факел, Мерон (а это был он) пошарил в карманах рыбацких широких штанов, купленных накануне в лавке старьёвщика-еврея, и вытащил кремень, кусок верёвки, пропитанный смолой алеппской сосны, и мощный широкий нож. Держа клинок как можно ближе к труту, он сильными ударами кремня о сталь стал высекать искры. После двух-трёх ударов трут принял в себя пучок маленьких белых молний и разгорелся жёлтым коптящим огнём. Офицер поднёс трут к факелу. Огромный трёхнефный зал Собора отразил вспыхнувшее яркое пламя бронзовыми подсвечниками и цветными витражами окон.

Жильбер двинулся в угол базилики, где находились могилы королей.

Проходя мимо распятия с фигурой Христа, драгун торопливо перекрестился, встав на одно колено. Но мгновение спустя неведомая сила подняла его с пола и повлекла дальше.

Вот она, гробница Фридриха. Тяжёлая мраморная, потемневшая от времени плита внушала уважение. На камне был высечен полустёртый от прикосновений многочисленных ладоней меч с рукояткой в форме креста тамплиеров. Ниже угадывалась надпись на латыни, местами также утраченная:

«Здесь покоится… достославный император и король… Сицилии Фридрих II».

Мерон медленно обошёл гробницу, закрепил факел в кладке стены и стал искать под крышкой саркофага щель, куда можно было просунуть лезвие ножа. Найдя такое место, он вогнал сталь глубже и стал прорезать под плитой мох, окаменевший песок и мусор. Спустя полчаса, обойдя таким образом по периметру гробницу, офицер упёрся покрепче ногами и попытался сдвинуть крышку. Надгробие дрогнуло, отдавая холодом в ладони Мерона, но осталось на месте. Очевидно, в камень был вделан замок, невидимый снаружи, или имелся некий секрет, скрытая пружина. Жильбер оглянулся, ища, чем можно поддеть плиту, что можно использовать в качестве рычага. Но ничего подходящего для этой цели не увидел. В отчаянье он ударил кулаком по камню. Даже эха не появилось под сводами собора, только плоский звук разбиваемой плоти и боль в руке дала понять Мерону, что его попытка вскрыть гробницу потерпела неудачу. Он устало сел на край гробницы.

Ливень за окнами по-прежнему шёл, оставляя под тихую барабанную дробь многочисленные капли на цветных стёклах окон. Факел коптил. Причудливые тени тёмными пятнами поднимались по стенам и пропадали под высоким куполом собора.

Древесный запах горящей смолы щекотал ноздри.

И тут Мерон вспомнил строки из послания Фридриха.

«…Я – запах роз на фоне звёзд вчерашних,

слеза с пера на новую страницу

в одной из книг, в Евангелье Пасхальном,

застёжка – ключ для щели тайника…»

- Пасхальное Евангелие… Ну, конечно! Где оно? Святые угодники! Здесь, конечно, здесь, в соборе.

Он быстро прошёл мимо алтаря к маленькой двери, за которой обычно находится комната, где хранятся святые дары и праздничная одежда священников. Оторвав кончиком клинка с боковой створки двери прибитую ржавыми гвоздями петлю и придержав рукой замок, чтобы не звякнул, офицер проник в комнату. Успокоив дыхание, австриец быстро обшарил полки.

- Вот оно, Евангелие!

Плотный слой пыли на кожаном переплёте свидетельствовал о том, что его редко открывают и используют только на Пасху, вынося на улицу в качестве реликвии.

Громадная книга в массивной красивой позолоченной рубашке с серебряными накладками оттягивала руки. Мерон положил фолиант на стол и торопливо перелистал страницы.

«…Я запах роз на фоне звёзд вчерашних…»

- Да! Вот оно! - совершенно случайно он увидел рисунок – восход вифлеемовой звезды в небе Палестины. Плоская, прижатая весом пергаментных страниц высохшая роза рассыпалась у него в руках, оставив после себя слабый запах сада.

- К чему здесь эта засохшая роза? Или это – ложный след? Так, дальше, что дальше? – Мерон в спешке путался в мыслях, копаясь в ещё никогда не подводившей его памяти.

«…слеза пера на новую страницу…»

- Слеза пера… Что, разве во времена Фридриха писали птичьими перьями? Хотя… почему нет… Это же Федериго!

Внезапная догадка заставила его вскрикнуть:

- Слеза – след, клякса, пятно краски где-то здесь в книге.

Глаза резала усталость. Острый запах древних текстов при торопливом перелистывании страниц становился всё гуще. Начинала кружиться голова. «Сколько времени я уже здесь, в церкви? Пожалуй - часа два».