Копейщики - [82]

Мистикой и схоластикой были пропитаны даже сохранившиеся сочинения самого Фридриха.

И вот одно из них лежит перед ним.

- Очевидно, что это – или послание, которое нужно ещё понять, или одна из странных шуток короля. Так, хорошо, начнём с первой строки, - Мерон поднёс к глазам бумагу и стал читать:

«… Не верь глазам своим, открыв гробницу.

Я не ушёл, как многие из павших…»

- О какой гробнице речь? Ну, конечно же, о могиле Фридриха! Я её видел третьего дня, когда осматривал Кафедральный собор, построенный Роджером. Там действительно есть несколько плит над могилами самого Роджера, его жены Констанции Норманнской, Фридриха и Констанции Арагонской[129] Печальное зрелище… - Мерон вздохнул, поднял глаза к потолку, перекрестился и неожиданно для себя отвлёкся.

Перед внутренним взором встал сам красавец-собор. Узкие стрельчатые окна, многочисленные, переплетающиеся ажурные арки, тонкая резьба по камню создавали впечатление изящной лёгкости, странной для католического собора. Лишь трёхнефная базилика в виде латинского креста, завершённая тремя апсидами, говорила о том, что это не мусульманская мечеть, а христианская церковь.

- Арабо-норманнский стиль, будь он неладен, - пробормотал Мерон, стряхивая с себя наваждение, вызванное воспоминанием о красоте постройки, созданной неизвестными архитекторами и каменщиками. Так, идём дальше… Что значит: «…я не ушёл…»? Куда же ты делся, о, король? Чувствуется, ты хорошо поработал над легендами о себе, прежде чем уйти из жизни. В старых песнях, записанных тем самым неизвестным монахом обители Маульброн, говорится, что король не умер. Дай бог памяти вспомнить, - офицер наморщил лоб. Ах, вот…

«Тень капюшона на голове…

Зря ваши слёзы в день похорон.

Он среди нас в списке имён…

Каменщик, столяр в тесной толпе…

Ждёт среди нас лучших времён…»

- Уф-ф! Кажется, так или близко к оригиналу. Думаю, что вся эта чушь выдумана самим Фридрихом и пущена им в народ задолго до своей смерти. Кстати… - Мерон отвернулся к окну и наморщил лоб.

Обстоятельства кончины короля странны и загадочны. Никто не знает, как, где, от какой болезни или причины… По крайней мере, во всех документах, сохранившихся с того времени и просмотренных Мероном, нет достоверных сведений. Всё из области слухов и сказок о героическом крестоносном и монашеском прошлом короля.

- Значит, так, что мы имеем? - драгун задумчиво, бессознательно окунал перо в сосуд для писчей краски и чертил на бумаге изящные завитки, которые впоследствии сведут с ума домовитого и скупого управляющего. – Во-первых, поручение короля - найти наконечник некого копья. Кому? Во-вторых, я думаю, что копьё найдено, – офицер весело и довольно рассмеялся. – Нужно только вскрыть гробницу Фридриха и забрать святыню тамплиеров. Но есть одно «но»: как это сделать? - Австриец задумался.

«Пожалуй, сицилийцы мне не простят осквернение усыпальницы короля и Кафедрального собора. Нет, в открытую нельзя. Дойдёт до императора, до папы Римского - будет грандиозный скандал вплоть до отлучения от церкви. Все останутся чистыми. Один я буду по уши в дерьме. Придётся задержаться здесь на неопределённое время и дождаться безлунной ночи или дождя. А там посмотрим. Удача мне не изменяла раньше - не изменит и впредь!»

Ждать пришлось целую неделю. Мерон терял терпение и ходил расстроенный, злой, нервный. Без причин кричал на солдат, повздорил с управляющим из-за данного ему невинного совета «Пойти на море и искупаться».

- К дьяволу море, к дьяволу ваши триста тридцать солнечных дней в году! - ругался на двух языках взбешённый невозмутимостью и благодушием сицилийцев офицер.

Сapouffcio, не понимая французского - впрочем, как и немецкого тоже - только разводил руками.

- Не угодишь этим заносчивым австрийцам, - ворчал управляющий и понемногу урезал средства, выделяемые им на закупку продуктов для кухни.

А Мерон мерил шагами атриум и сад дворца, смотрел на небо, на листья пальм, на мягко колыхающиеся зелёные финики под свежим ветром с моря и твердил, как заученный урок, вычитанные им в одной из старых книг библиотеки строки:

- «Пальма – многолетнее древовидное растение, достигающее высоты в пятнадцать локтей и более. Распространено в Аравии, Египте, Южной Азии от Инда до Нила. Оно растёт на песчаной почве в сухом и жарком климате…»… Дьявол бы побрал эту погоду!

Но вот однажды к вечеру лёгкий бриз вдруг стих и оставил в покое пальмовые кроны, бутоны роз на длинных колючих ножках и сухую траву, которая, ещё не веря в приближение непогоды, по привычке клонилась в сторону от моря. Пышные светло-серые облака закрыли половину неба и понемногу налились густой синевой. Стало душно и тревожно. Птицы, заметив, что солнце исчезло, разлетелись по гнёздам, спрятались под крышами домов и замолчали. Жители Палермо торопились до дождя снять бельё, висевшее на верёвках, вынести из патио в кладовые плетёные кресла, убрать на полки глиняные чашки и кувшины с недопитым красным вином. Дворцовая охрана австрийских драгун - и та спешно пряталась под арки ворот и под козырьки навесов боковых дверей. Мерон с надеждой смотрел на чернеющее небо. Его душа преисполнилась ликования и восторга. Вначале небольшой, но с каждой минутой усиливающийся ветер с суши поднял на улицах пыль, мусор и сухие опавшие листья. Скрученные в спирали воронки поднимали в воздух мелкий песок и забытые кое-где на верёвках носовые платки. И, наконец, из грозовых туч на город обрушился ливень, полируя каменные мостовые, построенные ещё римлянами. Время от времени, сопровождаемая громом, сверкала молния. Палермо притих, отгородился от ветра закрытыми ставнями и рано отошёл ко сну.