Копьё царя Соломона - [41]

— Ах, — вздохнул Аполлинарий, — уходит, уходит милая старина! Вот в былые времена тут можно было видеть такие живописные картины!

— Да, — поддакнул Ник, — мне как-то попала в руки газета «Кавказ» за 1853 год со статьей о променаде на Головинском. Очень живописно! Я ее запомнил почти наизусть. Попробую процитировать: «Чего не увидишь на этом сходбище Тифлиса! Тут в живописном костюме своем, легкий в походке и движениях, идет черкес, весь обвешанный оружием. Вот рядом с ним высокий персиянин, закутанный в широкую абу, осторожно ступает в своих бабушах. Далее, беззаботный грузин с веселым и бесшабашным видом закидывает назад разрезные изукрашенные золотым галуном рукава своей чохи. А вот и красавица грузинка с походкою, исполненною неги и грации, с благородными и мягкими движениями, отличающими ее происхождение от красивейшего племени, свободно и легко ступает по каменным плитам, а прозрачный личак резво вьется вокруг ее хорошенькой головки». А вот великий князь Александр Михайлович, Сандро, наш теперь хороший знакомый по Абастуману, описывает Головинский проспект времен своего детства примерно так: «Мы не могли насмотреться на высоких, загорелых горцев в серых, коричневых или же красных черкесках, вepхом на чистокровных скакунах, с рукой на рукояти серебряных или золотых кинжалов, покрытых драгоценными камнями. Привыкнув встречать у отца представителей различных кавказских народностей, мы без особого труда различали в толпе беспечных персов, одетых в пестрые ткани и ярко выделявшихся на черном фоне одежд грузин и простой формы наших солдат. Продавцы фруктов, сумрачные татары верхом на мулах, желтолицые бухарцы, кричащие на своих тяжело нагруженных верблюдов — вот главные персонажи этой вечно двигавшейся панорамы. Громада Казбека, покрытого снегом и пронизывавшего своей вершиной голубое небо, царила над узкими, кривыми улицами, которые вели к базарной площади и были всегда наполнены шумной толпой. Только мелодичное журчание быстрой Куры смягчало шумную гамму этого вечного города». Вот, примерно так, если меня не подводит память.

— Да, видно, что Александр Михайлович любит Кавказ. На меня он произвел очень приятное впечатление, хотя я и не так хорошо был с ним знаком, как с его братом, Георгием Михайловичем, — задумчиво сказал Аполлинарий, по дороге раскланившись с какой-то молодой дамой. — Я часто вспоминаю великих князей, после всей этой истории с манускриптом и поездкой в Абастумани.

— Елизавета Алексеевна говорила, что здоровье Георгия Александровича оставляет желать лучшего, — сказал Ник. — Очень жаль его. Блестящий молодой человек. Много мог бы сделать для России.

Незаметно, в разговоре, они дошли до Грибоедовской.

* * *

Их встретила сама Елена Дмитриевна, высокая и грузная дама, с красивыми чертами лица, немного расплывшимися с возрастом и весьма заметными усиками. После поцелуев, объятий и восклицаний, Аполлинарий представил Ника. На шум в гостиную заглянули молодой офицер и еще более молодой гимназист, которые оказались внуками Елены Дмитриевны. Восклицания и взаимные расспросы продолжались около получаса, после чего Аполлинарию удалось ввернуть, что Нику очень интересна история семейства Цициановых, а в частности, Дмитрия Павловича..

Елена Дмитриевна сразу же стала серьезной.

— Вы знаете, я давно собираю рассказы, документы, дневники, записки, картины, рисунки, в общем все, что касается Цициановых. Все это у меня в кабинете. Давайте-те, пройдем туда.

И она величественно направилась в кабинет вместе со своими гостями и внуками. Кабинет Елены Дмитриевны оказался весьма обширной комнатой с антресолями, на которых была расположена библиотека. В самом же кабинете уютно стояли кресла, низкий стол, тахта. Вдоль стен были книжные шкафы темного орехового дерева. С потолка свисала бронзовая лампа с зеленоватым стеклянным колпаком-абажуром. Темнозеленые шторы, портреты в тяжелых рамах на стенах, приглушенное освещение придавали всему происходящему какое-то особое настроение, присущее именно этой комнате, где, казалось, витали тени предков.

Елена Дмитриевна усадила гостей в кресла возле круглого стола, сама села между ними. Внуки заняли позицию у нее за спиной, как верные пажи, готовые выполнять любые ее указания.

— Достань-ка, дружок, из правого шкапа… — произнесла Елена Дмитриевна и гимназист, все поняв с полуслова, тут же вытащил большого размера объемистую кожаную папку с накладным серебряным гербом и осторожно положил ее на стол.

— Тут вся история Цициановых, — торжественно произнесла, надевая очки, Елена Дмитриевна. — Род наш старинный, происходит от древнейших карталинских и кахетинских князей, находившихся в родстве по женской линии с грузинскими царями. Первоначально они звались Панаскертели и были коренными жителями Тао-Кларджети в Южной Грузии, владели замком Панаскертели на берегу реки Бана-Панаскерти. Вся эта история восходит к царице Тамаре, она пожаловала замок в награду за воинскую доблесть воеводе Закариа, от которого, очевидно, пошел род таосских эриставов Панаскертели, ну, так далеко мы не будем забираться. Скажу только, что один из последних Панаскертели был знаменитый врачеватель Заза, оставивший потомкам рукопись о врачевании, которая до сих пор популярна по всей Грузии.