Конвейер смерти - [24]

— Учись. Хочешь дальше расти, нужно учиться быть жестким, даже жестоким, — вздохнул Гриша и, пожав мне руку, отправился восвояси.

Он ушел куда-то по своим делам, а я, захватив на КПП дремавших бойцов, поспешил к саперам за тягачом.

***

Саперы машину не дали. Вся исправная техника крушила развалины. Удалось достать артиллерийский тягач из батареи «Ураганов». Радость переполняла мое сердце, что не нужно будет вызывать помощь из «зеленки», не придется падать в глазах комбата и ротного. Застрять на двух машинах! К моему удивлению, машины в помощи не нуждались.

Увиденная на дороге картина озадачила. Сидевшие в песке БМП, теперь стояли в твердой накатанной колее.

— Кречетов! Как вы выбрались? — изумился я.

— Сами откопались. Набежали «дикари» с лопатами, человек пятнадцать, притащили бревна, сучья, раз-два — и готово. Не захотели, что б мы им «кузькину мать» устроили. Побоялись, что на чей-нибудь случайный выстрел ответим шквалом огня. Пушки, направленные на кишлак, — самый лучший аргумент, — объяснил механик.

— Ребята, нам повезло, хорошая банда попалась, душевная, — рассмеялся я.

Пришлось извиняться перед капитаном-артиллеристом за доставленные хлопоты. Водитель тягача получил пачку «Охотничьих» и, удовлетворенный отсутствием работы, уехал в Баграм. В обратный путь тронулись и мы.

***

Подорвав сотню домов, сровняв с землей развалины и дувалы между виноградниками, полки вернулись на базы. Хватит. Хорошего понемногу. Отвели душу за гибель наших ребят. Авиация еще два последующих дня обрабатывала эту территорию бомбами повышенной мощности, глушила «духов» в подземельях, обрушивали кяризы.

Афганская госбезопасность вскоре получила информацию о более шестидесяти захороненных мятежников в результате нашей работы.

Да и сам Керим чуть позже погиб. Без базы, без банды, без складов ему стало очень тяжко воевать. С двумя телохранителями на лошадях «курбаши» куда-то ехал. На его беду, всадников заметили вертолетчики. Пара «крокодилов» зашла на штурмовку и накрыла их залпом из неуправляемых ракет. Вот такой бесславный конец грозы и хозяина Баграмской «зеленки». Ну да, свято место пусто не бывает. На место убитого главаря пришел другой, не менее кровожадный и жестокий.

Усилия армии оказались тщетны. То, что мы разрушили, афганцы через месяц восстановили. Это ведь не дворцы и не современные многоэтажные здания. Конструкция простейшая: глина, песок, кизяк, солома и вода. Размешал и лепи, лепи, лепи. А виноградники и кустарники весной следующего года вновь будут стоять зеленой стеной, как будто их и не ломали, и не рубили. Джунгли! Создать в этих местах безопасную зону — сизифов труд! Бессмысленный и чрезвычайно опасный.

Глава 4 Большая трагедия и маленькие драмы

— Ростовцев? Мой заместитель?!! Какому идиоту пришла в голову подобная бредовая мысль? Это что, продолжение эксперимента по проверке прочности моих нервов и терпимости? — заорал Подорожник на весь полковой плац, когда Артюхин сообщил комбату решение командования.

Его усищи, топорщившиеся в разные стороны, гневно дрожали, и лоб покрылся испариной. Я скромно потупил глаза к асфальту и ответил, хитро улыбаясь:

— Могу подсказать и фамилии и должности этих идиотов.

— Василий Иванович! Все решалось на высоком уровне. Я тут не при чем. Хотя мое мнение: хуже других он не будет, — вступился за меня Артюхин. — Людей знает, с обстановкой знаком, боевого опыта немеренно. А руководить людьми научится.

— Юра, и ты туда же, заступаешься за него? — возмутился Подорожник.

Артюхин молча развел руками, скорчил скорбную гримасу и произнес сакраментальное:

— Замена в опасности, а где она? Один не доехал из Союза, двое увильнули от моей должности в штабе армии. Сколько еще можно ждать?

— А я и не навязываюсь. Не нравлюсь — напишите рапорт комдиву. Меня и первая рота вполне устраивает. Между прочим, Севостьянов другие, более спокойные батальоны предлагал, — подал я голос, окончательно обидевшись на реакцию комбата.

Подорожник гневно сузил глаза и прошипел:

— Опять батальоном разбрасываешься? Мы тебя сделали за год человеком! Почти Героем!

— Я не разбрасываюсь, но реакция ваша не нравится. Конечно, лучше меня люди есть. Мелещенко, к примеру, спит и видит, как бы начальником стать.

— Но-но! Только не надо ерничать. Сами с усами, разберемся! Без сопливых! — рявкнул Подорожник, постепенно сменив гнев на милость.

Чувствовалось, что внутренне он с каждой минутой смирялся с таким поворотом и готовился сделать шаг к примирению. Я же захотел ужалить в отместку будущего шефа и сыронизировал:

— С усами, да еще с какими! Зависть всей афганской армии…

— Вот что верно, то верно. Но это уже не усы, а так пародия! Были когда-то… — не понял шутки комбат и искренне загрустил:

— Никифор, ты помнишь, какие у меня они были прошлым летом и осенью? — Я подумал и кивнул. — Так вот эту мою красоту и гордость, каждый ус по семнадцать сантиметров, при вступлении в должность комбата заставили обрезать!

— А вы их что измеряли линейкой? — улыбнулся я ехидно.

— Тьфу ты! — сплюнул комбат презрительно. — Я ему о серьезном деле, о своей беде и печали! А он шуточки шутит! Да, измерял! Представь себе! Хотел до двадцати вырастить. Сорвали мой эксперимент. Афганцы-то как уважительно всегда разговаривали, восхищались! И что? Начпо твой любимый, Севостьянов, на заседании аттестационной комиссии заявляет: «Подорожник — хороший начальник штаба и неплохо исполняет обязанности комбата. Но доверить батальон офицеру с такими шутовскими усами мы не можем!» Шутовскими! Это же надо было так сказать! Я ваше политплемя после этого окончательно перестал уважать. Подводя итоги собеседования, командир дивизии нахмурился и промолвил, что собственных возражений у него против моих усов нет, но мнения Севостьянова не учесть не может. Дали мне времени два дня на обдумывание. Выпил я два стакана водки и сказал «стюардессе»: «Режь!» Половины усов как и не бывало. Остались жалкие обрезки былой гордости! Пожертвовал ради должности! Подорожник тяжело вздохнул и, расстроившись, закурил.