Контрреволюция - [102]

В некоторой части эмиграции большим успехом пользовались романы генерала Краснова, бывшего атамана Войска Донского во время Гражданской войны. С Красновым я познакомился еще в молодые годы, когда он еще не брал пера в руки. Мы вместе участвовали в конских состязаниях, так называемых «Конкур Иппик». На Японскую войну 1904–1905 годов он поехал в качестве корреспондента военной газеты «Русский Инвалид».

Когда я лежал раненым в Ласянском госпитале, Краснов зашел навестить меня. Как раз в этот день мне попал в руки номер «Русского Инвалида» со статьей Краснова, в которой он описывал небольшую стычку на Феншулинском перевале. Я принимал в ней непосредственное участие и, пожалуй, лучше, чем кто-либо, знал все ее подробности, так как оставался на поле боя с самого его начала до поздней ночи, в то время когда наш отряд после внезапного нападения японцев на наш бивак отошел на 10–12 км. Между тем Краснов описывал эту стычку чуть ли не как блестящую победу.

У нас с ним завязался по этому поводу литературный спор: я находил, что писать нужно только чистую правду, приведя заветы Льва Толстого: «…Герой же мой, который всегда был, есть и будет прекрасен – ПРАВДА…» (Севастопольские рассказы). Краснов утверждал, что газетные статьи не роман, что они имеют агитационное значение и в них нужно преподносить публике лишь то, что может подбодрить, поднять дух.

Романы Краснова несколько однообразны: все последующие напоминают первый – «От Двуглавого Орла к красному знамени».

Краснов не лишен таланта, некоторые его картины из военной жизни написаны красочно, правдиво и даже увлекательно, но он, в противовес Алданову, часто берется писать о том, с чем он незнаком. Когда он пишет о политической жизни дореволюционного времени, то проявляет полное незнание даже политических группировок в Государственной думе, а касаясь революции, дает полную волю своим симпатиям и антипатиям и переносит свои антипатии на внешний облик выведенных им личностей. Вообще свои былые взгляды журналиста он применяет при написании романов и тем обращает их в агитационные произведения, могущие иметь лишь условное, временное значение.

Произведения Юрия Галича[338] носят характер воспоминаний. Они написаны большею частью в форме небольших рассказов, в которых автор изображает не типы, а портреты, обыкновенно приводя подлинные имена и фамилии выведенных им лиц. Галич – его псевдоним, его настоящая фамилия – Гончаренко, он бывший гвардейский офицер и генерал Генерального штаба. Военную жизнь былого времени он знает хорошо и не лишен наблюдательности. Искать глубоких мыслей в его произведениях не нужно. Некрасов писал: «…Кто живет без печали и гнева, тот не любит отчизны своей…» В повестях и рассказах Галича есть, может быть, печаль, но гнева нет. Родину свою он все же любит, но любит по-своему: в старой России он любит красивые формы, блестящие парады, громкие имена, нарядные балы и спектакли и печалится, что они ушли из жизни безвозвратно. Когда в 1940 году Советская армия вошла в Латвию и Латвия присоединилась к Советскому Союзу, Галич не нашел в себе силы войти в жизнь новой России и покончил жизнь самоубийством: он повесился на печной ручке.

Труды генерала Н. Н. Головина носят научный характер. Они были оценены, может быть, больше иностранцами, чем русскими эмигрантами. Первый его труд, написанный им в Японии после окончания Гражданской войны в Сибири, «Тихоокеанская проблема», создал ему имя за границей и был переведен на несколько языков. Вскоре после этого он получил предложение от американского института Карнеги написать книгу об усилиях России во время Первой мировой войны. При написании этой книги он использовал многие советские источники, всегда добросовестно указывая, откуда им почерпнуты сведения. Он предложил мне сотрудничество, и я дал ему монографию об отбывании воинской повинности в России. Он ссылается и на нее в своем труде. Все труды Головина имеют несомненную научную ценность.

Бердяев[339] печатал свои философско-религиозные искания.

Профессор Зырянский опубликовал «Критику философских основ марксизма».

Появилось много различных мемуаров. Их можно разбить на две группы: мемуары о дореволюционном времени и воспоминания о революции. Историческая ценность этих произведений очень различна, в зависимости от удельного веса авторов, количества и достоверности собранных материалов.

К первой группе относятся, прежде всего, воспоминания былых царских министров: графа Витте, графа Коковцева, генерала Сухомлинова.

Говорить нечего, что все они построены на капиталистических представлениях, но в них есть и много противоречий, а потому сопоставление записок этих министров, почти одновременно находившихся у власти, дает возможность полнее разобраться в укладе отношений в правительственной среде.

Граф Витте, получивший титул после заключения им мира с Японией в 1905 году, – государственный деятель того времени большого масштаба. Он был убежденным сторонником самодержавия, но исключительно потому, что признавал проведение в жизнь необходимых, по его мнению, широких либеральных реформ легче осуществимым при самодержавии, чем при парламентаризме, каковой он, как его коллега Победоносцев, считал «великой ложью нашего времени», а сами парламенты – «говорильными машинами». Витте был сторонником прогресса, но был постепеновцем и прогресс представлял себе не иначе как в рамках капиталистического строя. В его глазах двигателем прогресса во всех областях человеческой жизни являлся на протяжении всей истории человечества здоровый эгоизм, разумно удерживаемый правительственной властью в допустимых границах. Потому он был убежденным сторонником предоставления полной свободы частной инициативе и предприимчивости. В лозунге «Обогащайтесь!» он видел обеспечение прогресса. В своих записках он дает характеристику многих государственных деятелей того времени, включая и обоих монархов, при которых он был министром и председателем Совета министров – Александра Третьего и Николая Второго.