Контроль над разумом и другие сражения холодной войны - [39]

«Я видел перед собой, — вспоминал Новиков, — пожилого, очень пожилого, усталого человека, который, видимо, с большой натугой несет на себе тяжкое бремя величайшей ответственности».

— По окончании войны в мире господствовало безграничное восхищение Советским Союзом, — говорил Джордж Маршалл. — Но сейчас в настроении американского народа в отношении СССР произошло ухудшение, и это результат многочисленных акций Советского Союза. Я считаю эту тенденцию в развитии общественного мнения трагической в виду того важного значения, которое имеют советско-американские отношения… Правительство США пишет письма советскому правительству и часто совсем не получает на них ответа. Такого у нас не бывает с правительствами других стран… Я прибыл, чтобы что-то предпринять для восстановления того понимания и доверия, которое существовало во время войны между Советским Союзом и США…

Сталин во время разговора рисовал красным карандашом львиные головы. Маршаллу показалось, что Сталин относится безразлично к его словам.

Советский вождь заговорил о том, что Соединенные Штаты обещали, но не дали заем в шесть миллиардов долларов. Новиков поразился — цифру в шесть миллиардов никто не называл, речь шла об одном миллиарде.

Вопрос о предоставлении Советскому Союзу кредита на покупку американских товаров — для послевоенного восстановления страны возник у посла Гарримана, когда он только приехал в Москву. Москве идея понравилась. Хотели получить миллиард долларов на двадцать пять лет из расчета полпроцента годовых. Нарком внешней торговли Анастас Иванович Микоян подготовил список того, что хотели бы получить.

Переговоры о предоставлении кредита шли с конца 1944 года. 4 января 1945 года Молотов неожиданно вручил Гарриману памятную записку с другими цифрами:

«Ввиду неоднократных заявлений деятелей США о желательности получения больших советских заказов на переходное и послевоенное время правительство СССР признает возможным дать заказы на основе долгосрочных кредитов на сумму до шести миллиардов американских долларов».

Это выглядело как одолжение Соединенным Штатам. Решение было отложено до окончания войны. А после войны отношения между двумя странами ухудшались так быстро, что давать столь большие кредиты в Вашингтоне уже не хотели.

Посол Смит написал Новикову записку:

«Г-н Новиков! Вы ведь знаете, что это не так. Обещания о шести миллиардах никогда не давались. Разъясните это, пожалуйста, господину Сталину».

Николай Новиков перевел его слова и показал записку Молотову. Министр прочитал и положил записку в свою папку. Он не стал поправлять Сталина — ни в присутствии американцев, ни после того, как они ушли.

Беседы в Москве окончились ничем. Джордж Маршалл был разочарован. Он доложил Трумэну, что дипломатия не работает, с русскими нельзя иметь дело, а бедственное положение Европы соответствует их интересам.

28 апреля 1947 года госсекретарь Маршалл вернулся из Москвы. Он выступил в тот же день по радио и говорил о судьбе Европы:

— Пациенту становится все хуже, потому что доктора осторожничают и медлят.

Всю войну Джордж Маршалл отказывался получать награды, премии, почетные звания, считая это неприличным, когда американцы сражаются и умирают на фронте.

5 июня 1947 года он согласился принять звание почетного доктора в Гарвардском университете. В тот день он произнес ту самую речь, которая войдет в историю. Маршалл говорил тихим и монотонным голосом, оратор он был плохой. Его заместитель Дин Ачесон предложил ему прочитать подготовленный текст, не отклоняясь от написанного. Маршалл обиделся, но прислушался к совету.

В Гарварде он обещал оказать европейским странам помощь, чтобы они восстановили свою экономику. Его выступление не произвело впечатление.

«Я внимательно слушал его речь, — рассказывал известный советолог Ричард Пайпс, присутствовавший на выпускной церемонии в Гарварде, — и был разочарован, потому что не нашел в ней ничего, кроме общих фраз. Хотя его выступление можно считать одним из самых важных публичных выступлений XX столетия, оно не считалось таковым, когда было произнесено».

Но министр иностранных дел Великобритании, который услышал изложение речи Джорджа Маршалла по радио, испытал потрясение: в словах госсекретаря он увидел спасение своей страны.

Советские представители иначе трактовали выступление. 9 июня посол Новиков телеграфировал министру Молотову:

«В этом предложении государственного секретаря Маршалла совершенно отчетливо вырисовываются контуры направленного против нас западноевропейского рынка».

Помощник президента Кларк Клиффорд предложил назвать его «планом Трумэна». Президент сказал, что он хочет отдать должное государственному секретарю — пусть это будет «план Маршалла». Президент был искушенным политиком: приближались выборы, и он подвергался непрерывным атакам республиканцев:

— Все, что будет отправлено в сенат и конгресс от моего имени, недолго проживет.

Американская экономика расцвела в годы войны. Объем производства удвоился. В сорок пятом на долю Соединенных Штатов приходилась половина мирового промышленного производства, две трети мировых золотых запасов и три четверти инвестиций. Но отнюдь не все американцы горели желанием отдавать свои деньги европейцам. К концу войны еще действовали тринадцать видов карточек на промышленные товары и продовольствие. Холодильники и автомобили трудно было купить. Опасались, что, как и после первой мировой, начнется спад, а вернувшиеся с фронта солдаты останутся без работы. Боялись, что осуществление плана Маршалла лишит американцев нужных им товаров и одновременно подстегнет инфляцию. Но Маршалл доказывал, что не будет ни стабильности, ни мира, если не восстановится экономика Европы.