Контракт на убийство - [18]

— Спокойно! Спокойно!.. Лежать.

В эту минуту Г понимает, что Ромулу предстоит учиться всему. Президенту Ланглуа доставили его, верно, из питомника в первозданном виде, простодушным и невоспитанным, таким, каким взяли от матери. Напрасно Г приказывает ему «К ноге!» — Ромул не слушается. Он этого не знает! Ну что ж, тем лучше! Пускай все будет впервые. Схватив пса за ошейник, Г силой возвращает его на подстилку.

— Лежать. Ты останешься здесь.

Ромул дает повалить себя на бок, но, приподняв голову, следит за каждым движением человека. Этот поднятый палец, должно быть, означает, что надо лежать спокойно, иначе… Ромул смиряется, но как только хозяин собрался уходить, пес не выдержал, вскочил, несмотря на боль.

— Лежать!

Какой вдруг сердитый голос! Пес заскулил в ответ. У волков так принято: последнее слово всегда за тем, кто сильнее, однако каждый считает себя вправе выразить свое несогласие.

— Я скоро вернусь! — обещает Г. — Но надо же убрать машину.

И в самом деле, автомобиль, взятый напрокат в Париже, не может долго стоять на виду у дома. В деревне тут же пойдут пересуды. Если бы не собака, Г съездил бы в Нант и оставил машину на привокзальной стоянке. Телефонный звонок в агентство «Ави», чтобы ее забрали, и Г не в чем было бы себя упрекнуть. Несмотря на полную случайностей жизнь, он дисциплинирован. Ему плевать на правила! Но надо соблюдать порядок. Только вот беда: нельзя оставлять Ромула одного. Пес решит, что его бросили. Он и сейчас уже бушует за закрытой дверью, слышится его низкий, хриплый, разъяренный голос, переходящий в пронзительный, умоляющий скулеж. Он еще не умеет выть на луну, но наверняка скоро научится в наказание хозяину. Поэтому Г торопится сесть за руль, чтобы поставить машину за фермой, между кухней и садом. Тогда с дороги ее не будет видно. Взявшись за ручку кухонной двери, Г ради забавы строго произносит:

— Что я слышу?

И тотчас, словно провинившийся мальчишка, пес умолкает. Но продолжает сопеть за дверью, потом начинает скрести.

— Перестань, дурень! Сделаешь себе больно!

Г входит, и снова ласкам нет конца.

— Ну хватит! — кричит Г. — Хромаешь, значит, надо сидеть спокойно. На место! Живо!

Ромул сразу понимает. Он хочет вернуться в свой угол, но Г удерживает его.

— Минуточку! Сначала сделаем пипи. Раз уж ты желаешь ходить, давай-ка лучше в сад.

И Ромул послушно — ведь хозяин рядом — кружит по саду, прыгая на трех лапах. Г треплет его по холке.

— Вот и отлично. Теперь в постель, приятель. Как только явится мясник, я тобой займусь. А пока попробуем помолчать! Не то скажут, будто я привез дикого зверя.

Ромул принял это к сведению. Но, разумеется, вскочил, заслышав в прихожей незнакомый голос. Он вынюхивает под дверью. Но помалкивает и в конце концов — ибо болтовне нет конца — ложится вдоль двери. Посетитель уходит. Но приходит другой. Ромул не очень скучает. Время не в счет, когда доносится милый сердцу запах хозяина. Этот запах он чует, несмотря на сильные ароматы, посылаемые землей. Ромул задремал, а Г тем временем убирает пакет с овощами. Он провожает лавочника до самой дороги.

— Завтра привези мне кофе и сахар. И еще… Послушай, Фернан… Если бы ты мог достать для меня «Пал» или «Фролик»… Для начала дюжину коробок. Ничего не поделаешь, обещал приятелю! Ну прощай! И спасибо!

Когда Г возвращается, от него приятно пахнет сырым мясом, морковкой, луком-пореем — словом, очень вкусными вещами. Ромул вскинулся было от радости, но вовремя одумался. А ему так хотелось бы встать, положить лапу на край стола и смотреть, но осуществить это трудно. И значит, нет возможности помочь хозяину открывать пакеты. Зато можно толкаться у его ног, подавая иногда голос и попрошайничая, но не настырно, и тогда сверху падает кусок красного мяса. Его хватают на лету. Кусок так быстро исчезает, что Ромул сомневается: уж не потерял ли он его, и потому, облизываясь, обнюхивает пол в надежде на чудо.

— Ах ты обжора, — ворчит Г. — Сейчас получишь, только не толкай меня. На, держи.

Что-то белое. С хрящами. Похрустывает на зубах. Тут, пожалуй, не стоит торопиться. Присев, Ромул сжимает лакомый кусок лапами и, склонив голову, с закрытыми от удовольствия глазами впивается в него огромными клыками. В этом сочном мясе есть косточка. По собственному почину Ромул уносит ее на свою подстилку и вылизывает до тех пор, пока она не становится блестящей, будто слоновая кость. На какое-то время он перестает неотрывно следить за поваром, который хлопочет у плиты.

— Держи!

Ромулу повторять не надо. С проворством морского льва, жонглирующего мячом, молниеносным движением шеи и морды он хватает подношение. И проглатывает, почти не разжевывая. Затем возвращается к своей косточке, но ухо навострил в сторону стола, где готовятся такие аппетитные вещи.

— Знаешь, — говорит хозяин, — потом тебе придется есть и рис, и макароны.

Но сегодня особенный день.

Г моет руки под краном, рискуя уничтожить сладкие запахи, оставшиеся на пальцах, потом уходит в комнату, где бросил свой багаж. Ромул в нерешительности, однако запахи сменились звуками, так что ничего страшного. Ниточка любви не оборвалась, а в косточке есть такие многообещающие трещинки, что придется заняться ими без промедления.