Контрабандисты Тянь-Шаня - [59]

Маленький, безупречно опрятный, спокойный и сдержанный, как всегда, он осмотрел всю казарму. Движения его были размеренны и сдержанны, и только в зеленоватых глазах, где-то в глубине, была печаль.

Кондратий знал, что авторитет отца контрабанды остался нерушимым и что он, Кондратий, несмотря на всю борьбу, потерпел полное поражение. Винтовки в стойках блестели, как стеклышко. Оса прошел на конюшню. Вдруг дежурный побледнел. Два коня еле могли отдышаться, переводя опавшими боками. С головы до копыт они были обрызганы махрой грязью.

— Саламатин, Бердыбаев! — холодно закричал Кондратий.

Пограничники переглянулись. Не вычистить коня было самое тяжелое преступление по службе, которого Кондратий не прощал никогда. Кроме того, было совершенно очевидно, что оба пограничника ночью во время дождя ездили так много, что едва не загнали обоих коней.

— Дрыхнут, товарищ командир! — с возмущением в голосе отрапортовал дежурный, приложив руку к фуражке.

Через минуту, сонные и не успевшие как следует прийти в себя, Юлдаш и Саламатин стояли перед Кондратием. На их лицах был испуг, но в то же время они еле заметно улыбались насмешливо и лукаво.

— Опять под арест? — грозно спросил Кондратий и, не получив ответа, добавил: — На гаутпвахту на две недели!

Потом он приказал начать занятия и, недовольный и мрачный, вышел на улицу. Грязные мальчишки играли в пыли. Гуси и утки поласкались в арыках. Оса прошел на улицу, которая вся представляла собою ряд кузниц. Эта улица имела такое же значение, как доки в портовом городе.

Здесь приводили в порядок все необходимое для дальнего пути: подковывали коней, чинили телеги, готовили колеса, ковали ободья, и у каждой кузницы толпился народ. Оса свернул за угол и скоро оказался у опийной конторы. Выбритый смуглый Феофан в расшитой белой косоворотке с расстегнутым воротом сиял своим круглым лицом и, как всегда, был похож на мальчика со взморья. Он приветливо протянул руку Кондратию, и они поздоровались.

— Ха-ха-ха!.. — медленно рассмеялся Феофан. — Очень рад вас видеть! Ну, и надавали вы нам работы — все сушильни я превратил в склады, а загорели как, батюшки! Пройдемте в комнату.

Кондратий вошел и сел. В опийной конторе было пустынно. Сезон окончился, урожай опия был сдан, и пустые комнаты, освобожденные от толпы, казались большими. Только стены и чисто вымытые полы были пропитаны сладким дурманом опия, кислым запахом чапанов и острого конского пота. Феофан задал несколько вопросов об экспедиции. Кондратий ответил сдержанно и неохотно.

— Я звал вас вот по какому делу… — начал Феофан.

Он подробно и долго стал развивать мысль о кооперации среди возделывателей опия.

— Вы понимаете, — говорил Феофан, — если мы проведем кооперирование, то будем иметь дело не с отдельными лицами, а с коллективами. Тогда отпадет всякая возможность эксплуатации бедняков. И мы изживем контрабанду в самый короткий срок. Но это только половина дела. Люди будут иметь постоянную работу, и можно будет бороться с этой чертовой нищетой, которая переворачивает все кверху дном.

Кондратий выслушал до конца, и Феофан спросил:

— Вы дадите мне несколько конных, чтобы они раз везли по аулам объявление о кооперативах? Как только земледельцы будут объединены, главари останутся без людей. Это легко провести, так как рядовой контрабандист получает гроши. Вы знаете это.

Кондратий задумчиво кивал головой и глядел в пыльное окно, по которому звенели мухи. Вдруг на улице послышался шум. Он был так необычен в это время, после сдачи урожая, что оба встали и подошли к окну. Гул все приближался и рос. Отдельные голоса сливались в какой-то сумасшедший крик. Кондратий распахнул окно и выглянул.

Из боковой улицы хлынула пестрая толпа. Кого только тут не было: пешие и конные местные жители и пограничники, кузнецы и праздные зеваки с базара. При виде Кондратия в толпе закричали, загикали. Поднялся один сплошной вой. Оса ничего не понимал. Люди бесновались, размахивая руками, и старались что-то объяснить. Разгоряченные лица глядели из толпы вытаращенными глазами. Какие-то незнакомые люди, старые и молодые, толстые и тонкие, поспешно слезали с коней и перли на крыльцо.

Толпа ввалилась в комнаты и затопила всю контору. Гомон и крик был такой, что разобраться в происходящем было совершенно невозможно. Оса пробовал кричать, на его голос тонул в воплях бесновавшейся толпы. Где-то в тесных рядах позади началась давка, перешедшая в драку. В середине толпы на улице Кондратий увидел Саламатина и Юлдаша, которые должны были сидеть под арестом. Они гарцевали на грязных лошадях и слонялись с толпой вместо того, чтобы сидеть на гауптвахте. Оса побелел от бешенства и, замахав им рукой, стал звать их, но оба сделали вид, что не заметили его распоряжения.

Толпа вытолкнула вперед несколько человек. Джантай и Алы тащили за собой кого-то. Человек упирался, хватался за других и отворачивал лицо. Наконец все разразились таким хохотом, что стекла задребезжали, и перед Кондратием предстал Байзак. Он был общипан, помят, имел довольно жалкий вид. Стараясь храбриться, он улыбался. В его улыбке была смесь наглости и трусости.