Контрабандисты Тянь-Шаня - [18]
— Пасти их тут не меньше недели, понятно? И смотрите, чтобы вас никто не видел.
Коневод лукаво ухмыльнулся в знак того, что все понял..
— Ну, вы, нахлебники, — грубо закричал он, стегнув кнутом ближайшую лошадь, целую неделю жрать будете.
— А бабая куда денем? — спросил другой коновод. — Куда нам его?
— Бабай через неделю поедет искать камни, — ответил Кондратий и, попрощавшись, направил коня вдогонку.
— Джанмурчи, — сказал Оса, — сегодня мы начинаем большую игру.
— Мои глаза не видали мудрости, большей твоей, — с искренним восхищением отвечал проводник.
Когда Оса подъехал к передовым, он услыхал, как двое всадников спокойно переругивались между собою. Один другого с украинской рассудительной язвительностью уверял, что у того вместо головы тыква.
— Вы чего лаетесь? — ласково спросил Оса.
— Та вин кажеть, що проихалы контрабандисты оси за тим бугорком. Я кажу: чого ж ты мовчав? — А вин лается. Чи не дурень? — неторопливо отвечал пограничник, подняв на командира свои синие детские глаза.
— А кто проехал? — забеспокоился Оса.
— Так кто ж! — с неудовольствием отвечал рослый красноармеец, шпоря коня. — Шавдах проклятый!
Оса молчал, покачиваясь в седле.
— Пущай пчела летит за медом. Понятно? — вмешался Саламатин и хитро подмигнул, ка, к бы спрашивая командира.
Оса улыбнулся, а товарищи с недоумением посмотрели на своего завхоза.
Через три часа пути холмы исчезли. Каракол, оставшийся позади, с его тополями и белыми точками хат имел вид обширной деревни. Облачко пыли появилось позади. Кто-то догонял отряд. Оса приказал остановиться. Ибрай подъехал и подал пакет. Оса вскрыл сургучную печать и достал бумагу. Это было уведомление следователя о том, что следствие по делу Будая прекращено и целый ряд лиц привлекается по обвинению в клевете. Кондратий пожирал глазами сообщение, но Байзак ка среди обвиняемых не было. Он дочитал до конца и уперся своими пронзительными глазами в желтое лицо Ибрая.
— Ты откуда приехал? — жестко и с недоверием спросил Кондратий.
— Из Фрунзе, от следователя, — отвечал Ибрай.
— А почему у тебя конь свежий? — спросил Саламатин.
— Я переменил в городе.
Джанмурчи внимательно смотрел на него, но контрабандист не смутился под огнем перекрестных взглядов и вопросов. Он отвечал просто и весело. Кондратий на минуту задумался, потом сказал:
— Ты поедешь с нами; я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, куда я поехал. Понимаешь?
Молния мстительной радости сверкнула в глазах Ибрая. Несколько раз он рисковал жизнью, рассчитывая именно на эту ошибку Кондратия. Но даже Джанмурчи ничего не заметил. Контрабандист сделал испуганное лицо и возразил:
— Я не могу ехать, следователь будет ждать.
— Вот навязался, дьявол, — пробормотал Саламатин.
— А почему ты поехал за нами по этой дороге? — спросил Кондратий.
— Я искал вас по всем дорогам, — уклончиво отвечал Ибрай.
— Ты не видал людей там, сзади? — вкрадчиво спросил Джанмурчи.
— Нет, — с удивлением ответил Ибрай, и лицо его не дрогнуло, хотя полчаса назад он разговаривал с Шавдахом. — Разве там кто-нибудь есть?
Кондратий с сомнением покачал головой и повторил:
— Ты поедешь с нами. Как тебя зовут? — пытливо спросил он, заглядывая в письмо.
— Юмиркан, — отвечал Ибрай.
Он знал, что это имя написано в письме. Так звали проводника, которого рекомендовал следователь из Фрунзе, как надежного человека.
— Саламатин, — сказал Кондратий, — гляди за ним. Рысью ма‑арш!
Отряд тронулся вперед.
— Ну, смотри, кум, — пробормотал ежели чего, прямо пулю в затылок.
Саламатин, погнал коня.
Ибрай пугливо посмотрел на него и погнал коня за всеми.
Книга вторая. СКАЧКИ ШАГОМ
Глава I. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Рядом с Кондратием впереди отряда ехал Алы. Стройный, с неподвижным, высокомерным лицом, он держался как почетный пленник. Темно-смуглое лицо с крепким румянцем и правильным носом, с трепещущими тонкими ноздрями было красиво, как у девушки. В первый раз в жизни он увидел дома. Выпущенный на свободу, он так радовался простору и каждой птице, что вызывал сочувствие. Он дичился всех, и пограничники говорили с ним особенно ласково. Он был одет в узкий черный бешмет, похожий на подрясник, и сапоги из очень гонкой кожи с кожаными калошами или, скорее, шлепанцами. На голове у него была тонкая европейская шляпа. Он купил ее перед отъездом, и она придавала его юношескому лицу необычайно милое, мальчишеское выражение. Ехал он на собственном коне, которого сберег для него Джанмурчи. Очень обыкновенный с виду конь сразу показал такой неутомимый шаг и крупную рысь, что кавалеристы поглядывали на него с удивлением и завистью. Алы был крайне любезен и с легкой молодцеватостью поворачивался в седле при каждом вопросе, но избегал всяких разговоров как только мог, и его скоро оставили в покое.
Дорога шла по ровному берегу Иссык-Куля, и Оса старался выиграть время. С первыми лучами рассвета отряд двинулся вперед и останавливался только в глубоких сумерках. Безотрадные глиняные пространства тянулись цветными полосами. Голые холмы, лишенные всякой растительности, дымились белой или красной пылью. Справа унылое соленое озеро неподвижно млело под жгучим солнцем. Палящим зноем дышали молчаливые холмы. Здесь не было даже птиц. Местность была настолько однообразна, что казалось, будто кони топчутся на одном месте. За четырнадцать часов непрерывной езды всадники дошли до полного изнеможения. Сперва они пели песни, потом пробовали рассказывать анекдоты. Ночевали на пыльной траве. Через два дня однообразного пути по раскаленной пустыне все надоели друг другу. Каждая шутка встречалась грубым, хриплым ответом, похожим на рычание. Казалось, никогда не окончится эта дорога.
