Контрабандисты Тянь-Шаня - [20]

Вдруг в середине отряда раздался вопль. Седок и вьючная лошадь не успели выскочить на дорогу. Их понесло. Пограничник закричал и спрыгнул с коня. Гравий набежал ему по колено. Человека и обоих коней потащило к обрыву. Все трое отчаянно бились, но чем быстрее кони перебирали ногами, тем скорее двигались камни.

Режущий ухо переливный свист трелями прорезал грохот реки, выходивший как будто из-под земли. Веревка плавными петлями развернулась в воздухе и хлестнула на дымные от пыли камни. Пограничник схватил веревку. Теперь, когда он всей тяжестью висел на веревке, его походка стала легкой и ноги почти не погружались в гравий. Забыв о себе, он бросился к коням. Одна за другой, распластываясь в воздухе, летели сверху веревки. Пограничник обвязал за шею одного коня, потом другого. Он чуть не опоздал. Теперь все трое были на самом краю пропасти.

— Товарищи, братцы, коней не бросьте! — с отчаянием кричал он, глядя вверх на тропу.

Веревки натянулись, как струны. Черные от пота кони с дикими усилиями били ногами. Десяток спешившихся людей тянул веревки.

— Га-га-га! Што, напустил цикорию?

Суровые лица смотрели сверху и приветствовали неудачника такой бранью, что, вероятно, лошади покраснели бы, если бы поняли. Пограничник выбрался на тропу и отряхивался от пыли. Сейчас же за ним вытащили коней.

— А конь-то, гляди, лопнет! Ишь ты, запыхался!

Коричневые, загорелые всадники с яркими синими глазами хохотали и перемигивались. Под шуточки и прибаутки отряд тронулся дальше. Однако через полкилометра стало еще хуже, и смех замолк. Узенькая твердая тропа была наклонена к пропасти и чуть присыпана песком. От этого она была скользкой. Снова спереди, оттуда, где ехал Кондратий, раздался свист. Теперь каждая ошибка была бы непоправимой.

Лошади так чутко заботились о равновесии, что каждый всадник чувствовал, как его конь качается под ним из стороны в сторону. В полном молчании, шаг за шагом красные чапаны пробирались друг за другом над пропастью. Как будто яркие красные цветы нависли на серых скалах.

Саламатин, не спускавший глаз с Ибрая, неотступно следил за ним. Но в одном месте, где дорога стала шире, Ибрай проехал вперед. Скоро тропа раздвоилась. Одна пошла белой полосой вверх, карабкаясь чуть ли не по отвесной стене, другая — прямо. Кондратий хотел посмотреть, что делается в отряде, и на широком месте отстал.

— Наверх, туда надо! — отчаянно закричал Алы, обращаясь к нему.

— Сто-ой! — скомандовал Кондратий.

— Туда не надо, туда нехорошо, — продолжал кричать Алы, — вверх надо!

Он заволновался и стал путать русские и киргизские слова. Передние всадники не могли слышать приказания командира полка, но почему-то остановились.

— Что там такое? — закричал Кондратий.

— Река, ничего не слышно! — заорал всадник впереди и оглянулся.

— Юмиркан! — закричал Кондратий.

Ответа не последовало. «Засада, — мелькнуло в голове Кондратия. — Начнут сверху бить, — пропали!» Он хотел проехать вперед, но его опередил Саламатин.

Пограничник был убежден, что Юмиркан что-то натворил, потому что он пропустил его вперед. Мысль о том, что товарищи его могут погибнуть из-за его оплошности, обожгла Саламатина как огнем. Он рванул коня за повод и съехал с тропы вниз. Конь скачками прошел по острым камням. Щебень посыпался вниз из-под копыт, но конь, как дикий зверь, выскочил на тропу. Саламатин увидел, как Юмиркан полез вверх по тропе.

— Стой! — закричал Саламатин и взялся за клинок.

Стрелять было нельзя, так как кони и без того дрожали всем телом, еле удерживаясь над бездной.

— Почему там стоят?

— Не знаю, — ответил Ибрай.

— Там дорога есть?

— Конечно, — подтвердил контрабандист.

— Не врешь? Наступи ногой, если правду говоришь! — сказал Саламатин и, достав из кармана, бросил на землю сухарь.

Лицо Ибрая сделалось совсем желтым. Он присел, загородился от удара конем, потом бросился в кусты и полез вверх по тропе.

— Пропали, пропали! — закричал Саламатин и тронул коня. — Вперед!

Он уже почти догадался, в чем было дело. Он знал, на какой риск идет, но о себе больше не думал. Он считал себя виновным во всем. Он хотел приблизиться к впереди стоящим, но сверху показалось лицо Ибрая, и вслед за тем на тропу упал камень. Конь испуганно бросился вперед. Саламатин бледно улыбнулся. Теперь он знал, что погиб. Кондратий прорвался вперед так же, как Саламатин, и приблизился.

— Ты чего стоишь?! — закричал он в спину Саламатину.

Впереди что-то кричали. Спина Саламатина дрогнула, потом Кондратий еле услышал глухие слова:

— Товарищ командир, пропадаем.

— Почему стоите?

— Впереди дороги нету! — ответил Саламатин.

— Как нету? — в ужасе закричал Оса.

— Оборвалась тропинка. Нету. Завел проклятый!

— Поверни назад!

— Нельзя, конь дрожит, узко!

— Подождите, сверху веревки спустим.

— Нельзя, скала над нами, веревки вперед уехали.

Оса с холодным отчаянием поглядел вверх и погнал коня. Секунду он висел вместе с конем над пропастью, но взобрался туда, куда скрылся Ибрай. Однако уже было поздно. Передовой всадник доехал до конца тропы и увидел гибель. Карниз обрывался. Дальше, шагов через сто, снова начиналась тропа, но прямо впереди была отвесная стена. Повернуть назад было нельзя. Прямо под ногами была бездна. Над головой навис утес, и веревки сверху ждать было нечего. Прошло несколько минут. Истомленный смертной тоской, пограничник приложил ладонь ко рту и прокричал назад: