Контрабандисты Тянь-Шаня - [17]

Беседовавшие сели на лошадей и шагом двинулись по улице. Они повезли Байзаку хорошие новости.

— Новый командир — дурак, — сказал один них. — У него хороший нос, но плохие зубы, потому что голова глупая.

Научная экспедиция, грохоча и звеня, по-дурацки растянулась на целый квартал. Она направилась в Покровку. Это видели все. Кондратий стоял у ворот и, смеясь, глядел вслед уезжавшим. Он не торопился. Они ехали так медленно, что он всегда мог их нагнать. Потом он повернул во двор. Он был исполнен радостной торопливой решимости. Игра была отчаянная.

Было уже позднее утро. На балконе его встретила Ольга. Она бережно держала маленький комочек белых кружев и бантов. Это была дочь Кондратия.

— На меня, на меня! — услышал он, подходя к балкону.

Ольга бледно улыбалась. После похищения Марианны у нее появилась целая прядь седых волос. — Уезжаешь, Кока? — грустно проговорила она.

Ее большие карие глаза, похожие на кошачьи, сузились, потускнели и стали обыкновенными, человеческими, а смуглое лицо — бледным.

— Я еду на большую охоту, — возбужденно сказал Кондратий.

— На меня, на меня! — повторяла девочка, протягивая крошечные ручки.

Кондратий засмеялся. Он оглянулся и увидел, что во дворе никого нет. Тогда он стал гримасничать, как это делают все отцы. Он прищелкивал языком, гудел, изображал жука, страшно таращил глаза, и девочка пищала от удовольствия. Суровое, острое, обожженное солнцем лицо бойца было теплым и мягким. Он бережно расцеловал нежные пальчики, обнял жену и озабоченно пошел в угол двора. Там стоял привязанный рыжий горбоносый конь с разбойничьей гривой и дикими глазами. Ольга подошла с ребенком к коню.

Кондратий нагнулся с седла. Его глаза сияли веселостью и решимостью. Он тихо сказал:

— Я все сделаю, чтобы привезти Марианну! Присматривай на Антонием!

Его слова наполнили Ольгу радостью.

— Кондратий! — с мольбой и надеждой слабо проговорила она.

Вместо ответа он стегнул коня плетью. Полудикий конь рыжим пятном метнулся по солнечной улице и исчез с глаз женщины. Кондратий вел коня галопом. Широкие пустынные улицы, засыпанные пылью, тротуары, поросшие травой, маленькие белые хаты под соломенными крышами медленно поплыли мимо него. Справа и слева по дороге звенели арыки и белыми колоннами подымались тополя. Их могучая листва высоко вверху тянулась вдоль улицы сплошной зеленой стеной. Потом хаты и маленькие домики стали реже. За глиняными дувалами с коня были видны сады, а когда город окончился, развернулись зеленым веером посевы. Вдруг Кондратия остановили. Какой-то нищий в отрепьях подал ему записку. Прежде чем пограничник ее распечатал, нищий скрылся за изгородью из колючих кустов. На записке было нацарапано русскими каракулями:

«Если повернешь назад, через два дня она придет домой. Если нет, ты получишь вместе с опием ее труп».

Лицо кавалериста словно окаменело, и минуту он думал, удерживая коня на месте. Потом громко сказал вслух, оглянувшись на пустынную улицу.

— Ну, это еще мы посмотрим!

Его лицо стало грозным, и, стегнув коня плетью, он снова понесся во весь дух вперед. Он мчался галопом верст десять и только перед обедом у Покровки догнал весь отряд и приказал остановиться. С боковой проселочной дороги Джанмурчи и пятеро пограничников пригнали табун лошадей. Это были киргизские скакуны, о которых Кондратий говорил Будаю.

Без приказания пограничники принялись за работу. Казенные кони были развьючены в пять минут. Шпионы Байзака не увидели настоящей работы. На каждых двух всадников пришлась одна вьючная лошадь, как надлежит в дальнем походе. Верховые кони были тоже переседланы.

— Вьючить по номерам, — резко и громко приказал Саламатин.

Это были единственные слова, сказанные при перегрузке. Все остальное произошло в молчании. Тюки были помечены мелом. Каждый знал своего коня. Груз навьючили в новом порядке.

Кондратий поднял руку. Суета прекратилась.

— Товарищи, я хочу предупредить вас: дорога будет тяжелая. Задача, которую мы должны выполнить, очень трудна. Вы знаете, что я подбирал добровольцев. Если кто передумал, пусть скажет сейчас.

— Да ладно уж пугать-то, — сказал кто-то. — Говори о деле.

— Давайте поговорим о деле. Мы поедем добывать лекарство.

По лицам всадников разлилось недоумение. Кондратий невозмутимо продолжал:

— Из опия изготовляются медикаменты. Они необходимы стране. Опийный мак очень хорошо растет здесь. Но пока существует контрабанда, мы рискуем не получить ничего. Склады опийной конторы пусты. Каждый фунт опия, который мы добудем, драгоценен. Контрабандисты распространяют курение опиума, где только могут. Кроме того, они грабят плантаторов и всячески мешают наладить дело, чтобы было прибыльнее торговать.

— Короче говоря, в свой карман, — вставил кто-то.

— Как же его курят-то? — спросил молодой пограничник.

— А вот на базаре сидел желтый, как дьявол, мужик из Покровки — видел?

— Может быть, удастся захватить много опия, поэтому берегите коней. Больше всего берегите коней.

— Так ведь кавалеристы же!

— Ну, ну, нос-то вытри!

Не поворачивая на село, отряд крупным аллюром тронулся туда, где синели горы. Ни один тюк не звякал. Расседланные казенные кони как будто с недоумением смотрели вслед уехавшим. А те спешили, боясь упустить каждую минуту. Оса задержался. Он отдавал приказания коноводам: