Контора Кука - [3]

Шрифт
Интервал

— Фору даю, бля. Ферзя!

— Тем более не хочу, — помотал головой Паша.

— Ну ладно, давай тогда ещё выпьем. За тебя, братец… Ну, вздрогнули.

Через неделю разговор о возможности трудоустройства в «фирму Веры» возобновился, но уже без сомнительных «императивов». Ширин просто сказал, что он поговорил с Комой, и она считает, что попробовать стоит. Ручаться она, разумеется, не может, но какие-то шансы, по её мнению, имеются, потому что для фирмы сейчас важно найти риелтора для стран СНГ, который одновременно и программист: по отдельности две такие должности за нормальную зарплату фирме сейчас не по карману, не те она переживает в данный момент времена… «Короче, цуг-цванг-миттен-дрин-дранг-нах-остен, — тараторил Лев, — в результате чего ты, Паш, можешь очутиться без разрешения на работу и вообще без визы, без знания немецкого… на довольно-таки привлекательном месте, что для людей с визой, что для аборигенов зогар[4]. А как уж они там это всё оформят, их дело, главное, что прецедент был, значит, это находится в пределах искусства возможного… При этом то, что я тебе говорил в прошлый раз… Забудь, считай, что я пошутил».

— То есть ты считаешь, что можно поюзать старушку, не пользуя её при этом?..

— Да, — Лев засмеялся, — только Кома не старушка, и это неблагодарность с твоей стороны, чёрный риелтор!

— Ну, во-первых, никакой я ещё не риелтор и даже не программер, ни чёрный, ни белый… А во-вторых, это так, сорвалось, больше никогда я так не скажу, даже заглазно, моё слово железное… Но вот скажи ты, как я могу быть риелтором, ездить куда-то там в СНГ — без визы? Я же не смогу вернуться!

— Нет-нет, — сказал Лев, — не надо забегать так далеко вперёд, надо разбираться с трудностями по мере их поступления… Это они потом будут решать, ну сделают тебе визу, зелёную карту или что-то типа того… а до тех пор ты будешь работать здесь, не надо забегать… Нет, ну не думаешь же ты в самом деле, что это — многоходовка каких-то сил… анонимных… антииммиграционных сил… чтобы выслать тебя из Германии? Смешно!

— Нет, — сказал Паша и подумал, что если бы Лев не отказался от своих слов о необходимости переспать с соседкой, то он бы именно так и подумал, но только не об «антииммиграционных силах», а… о вполне конкретной разводке с небольшим количеством ходов: соседке — ходока, ходоку — фигу, в придачу к… Впрочем, зачем это нужно Льву, Паша и сам бы не смог ответить, и он тихонько встряхнул головой и сказал:

— Нет. Не думаю.

— Ну, так что скажете, юноша? — Лев потирал руки, и очевидно было, что он уже собрался по этому поводу «накатить» превентивно грамм по сто — сто пятьдесят…

— Прикольно, — сказал Паша, — а вдруг возьмут и… возьмут?

Собеседование проходило на английском.

Несколько раз Паша пользовался присутствием Веры — она переводила слова, которые не переводились у него с ходу…

И в обратном направлении — её шефу тоже не всегда приходили на ум английские слова, и Вера тогда с нескрываемым энтузиазмом переводила с немецкого на русский.

Всё остальное время эта упитанная тётка в крупных роговых очках явно скучала.

Во всяком случае, зевала, не прикрывая рта, как бы подтверждая своё определение, о котором знать не могла, — что Паша занёс её с первого взгляда в категорию «жаб», откуда, впрочем, он её теперь уже вычеркнул за её добрые дела, так сказать, и… так никуда и не вписал: «Ну тётка и тётка… когда улыбается, становится похожа на какого-то еврейского классика, но на какого именно — не вспомню…»

К концу беседы шеф вспомнил Пашиного предшественника и совсем уже было перешёл на свой родной язык, при этом ярость, так и гудевшая в его словах, была бы понятна и без перевода…

Господин Гогенблейхер явно был рад наконец излить накипевшее: «Всё бросил и смылся, подлец… ищи-свищи… ветер в поле…» — со смаком переводила Вера — перекладывала , можно сказать, с больной головы на здоровую…

И когда в конце собеседования Паше сказали, что ответ дадут в течение недели, он понял, что тут нельзя ничего предугадать.

Невозможно.

Верил он, скорее, в худшее, естественно, но все же при этом говорил себе, что, может, ещё не все потеряно, его просто предупредили заранее — как в притче, которую он слышал в младших классах от дурака-учителя, — о цыгане, ударившем ребёнка прежде, чем тот разбил кувшин, потому что «когда разобьёт, будет уже поздно»… Паше тут ещё вспомнилось из последних новостей — о выселении румынских цыган из Франции…

Он подумал, что хорошо, что он не во Франции и не цыган…

Хотя тут же он подумал: а что, собственно, хорошего? Тем мало того, что есть куда и откуда и потом снова — куда, так ещё им подъёмные дают. Правда, какую-то дребедень, копейки, но всё равно, сам факт… тогда как ему… разве что подъёбные.

Ну да, пинком под зад.

Он немного ослабил… и снова затянул узел галстука, глядя на двух дородных парней, которые сели напротив него и заговорили по-русски, наперебой тыкая пальцами в новомодный планшет. У него не было никакого желания их слушать.

Ему было душно, он решил было полностью снять с шеи удавку, но почему-то «завис» — рука, то есть кисть левой руки, осталась лежать на узле, а потом и он весь


Еще от автора Александр Моисеевич Мильштейн
Серпантин

«Серпантин» — экзистенциальный роман-притча о любви, встроенная в летний крымский пейзаж, читается на одном дыхании и «оставляет на языке долгий, нежный привкус экзотического плода, который вы попробовали во сне, а пробудившись, пытаетесь и не можете вспомнить его название».


Пиноктико

Основной интригой романа является предсмертный рассказ отца, который кажется Йенсу как-то связанным с испытываемым им синдромом дематериализации. Как будто, чтобы избежать логического конца этого процесса, мир Йенса распадается на два слоя: в одном живут так называемы «дужи» — «дети умных женщин», в другом — «уртюпы», т. е. некие регрессирующие в первобытное состояние сущности; невидимая постороннему глазу ломаная граница между этими мирами бежит по городу… Роман можно рассматривать в том числе и как постиндустриальный парафраз сказки Коллоди, а один из главных его планов повествования — описание современной мюнхенской арт-сцены.


Дважды один

Повесть «Дважды один» опубликована в электронном журнале TextOnly, вып. 12 — декабрь 2004.


Рекомендуем почитать
Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.