Консультант - [59]

Я медленно достал из кармана бумажник. Другую руку я, заискивающе улыбаясь, приподнял, всем своим видом показывая, что сопротивляться не намерен. Получив бумажник, бандит, сидевший на пассажирском сиденье, поспешно вынул из него деньги и начал их считать. Я вдруг почувствовал, что, рука, державшая у моей головы пистолет, задрожала. Видимо, пистолет был слишком тяжелым и грабитель устал. Я лишь надеялся, что он случайно не нажмет на курок. Мне не хотелось вот так глупо умереть. Конечно, если бы они планировали убить меня с самого начала, то, выстрели он сейчас, разницы бы особой не было. Но кто захочет отмывать машину от крови? Непохоже, что меня хотят убить в машине. Тем временем очкарик пересчитал все деньги, положил их в карман и оглянулся на меня.

— Больше ничего нет?

— Это все, что у меня есть.

— Паспорт!

Я достал паспорт. И кто только придумал вкладывать в паспорт деньги или дорожные чеки? Может, если бы путешественники так не делали, мне бы не пришлось сейчас так страдать. Бандит осмотрел мой паспорт и сказал, что у него дома есть корейский цветной телевизор. Что я должен был на это ответить? Поблагодарить за покупку? Спеть национальный гимн?

— Не могли бы вы вернуть мой паспорт?

Грабитель на пассажирском сиденье, фыркнув, рассмеялся. Он выглядел так, будто знал, что я имею в виду. Тогда в Конго не было посольства Кореи. Вернув мне паспорт, он на незнакомом языке что-то сказал бандиту, сидящему рядом со мной. Тот мгновенно убрал от моего виска пистолет. Я повернулся и украдкой взглянул на него. Он нервно замер, прижимая пистолет к груди. Если бы его увидел кто-то, кто был не в курсе, что здесь происходит, этот человек мог бы подумать, что это он сопротивляется трем бандитам, которые пытаются его ограбить. Очкарик, будто бы оправдываясь, сказал:

— Мы лишь забираем то, что вы у нас украли.

Что ж, наверное, его можно назвать борцом за справедливость. Раньше Конго, вероятно, было бельгийской колонией. Все, что я знал о Бельгии, — это что рецепт бельгийского пива, которое я частенько покупал в супермаркете, придумали средневековые монахи и что оно очень вкусное. Не знаю, что я мог у них украсть, но тот, кто это сказал, был вооружен, так что возражать я не собирался. Оспаривание слов человека с пистолетом явно отразится на здоровье хуже, чем рак, высокое давление, курение или чрезмерное употребление алкоголя.

— Вы очень хорошо говорите по-английски.

От моей похвалы на его лице появилось выражение гордости.

— Я научился у одного американского миссионера. Он жил в нашей деревне, когда я был маленьким.

Внезапно он помрачнел.

— До начала войны я работал в церкви. Но она лишила меня всего: жены, детей. Всех. Бога нет.

Мне хотелось закричать: «Пожалуйста, помогите» — настолько я больше не хотел слышать о несчастьях других людей.

— Стал бы я делать что-то подобное, если бы не война?

А вот это хорошо. Вероятность того, что меня завезут в какой-нибудь отдаленный район Конго, а после убьют и закопают, снизилась. Но дрожь в руке сидящего рядом со мной парня снижала возросшие шансы на выживание. Бандит в очках отвернулся и уставился перед собой. Потом он что-то сказал водителю. На этом наша дружеская беседа закончилась. Последним, что я от них услышал, было:

— Мне нравятся корейские телевизоры. Корея — богатая страна. Вы нам обязаны.

Ну, теперь точно придется петь национальный гимн. Перед тем как я успел что-либо ответить, мне на голову надели мешок. От него исходил слабый запах кедра, дегтя и кофе — запах Африки.

Жар ночи

Сколько прошло времени? Машина остановилась. Я, любезно ведомый под руки, вышел из машины, которую изначально принял за такси. У меня вдруг задрожали ноги, и я не мог нормально стоять. Я ослабел, но меня поддерживали четыре руки. Теперь, когда мы вышли из машины, у них больше не было причин оставлять меня в живых. Вспомнив жертв индийских ассасинов, можно прийти к выводу, что в основном они проводили последние мгновения своей жизни, шагая к заранее вырытой для них могиле.

Моя короткая жизнь длиной в тридцать лет должна была закончиться в далекой африканской стране.

Я ни о чем не жалел. Однако вся история с поездкой в Африку и смертью от рук бандитов казалась немного абсурдной, нечестной, нелепой и даже немного стыдной. Я почувствовал запоздалую жалость к своим жертвам: я составлял планы, заставляя этих людей встречаться лицом к лицу со смертью, и, должно быть, тогда они чувствовали то же самое, что и я сейчас. Меня обволакивал плотный и душный воздух африканской ночи, я слышал, как ветер шевелит кусты, мои ноздри наполнял густой запах земли. Так я догадался, что мы находимся где-то далеко от города.

В отличие от ослабевшего тела и дрожащих ног, голова была удивительно ясной. Я вдруг кое-что понял. Если бы они собирались убить меня, то не стали бы надевать мне на голову мешок. Каждый план убийства подобен хорошему роману. Все они четки и лаконичны. Любой убийца мог бы стать великим писателем. Нужно было лишь создать эффектный сюжет и правдоподобного персонажа, оправданием которому послужит рационализация. Мешок на моей голове служил своего рода намеком… Намеком на то, что по крайней мере меня не убьют прямо сейчас. Ко мне немного вернулись силы. Я вдруг смог идти без поддержки.