Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма - [16]

Шрифт
Интервал

. Предсказуемыми последствиями стахановского движения стали перебои в трудовом процессе и новая напряженность между рабочими, которые воспринимали повышенные нормы как эксплуатацию.

Несколько шагов было сделано в направлении ослабления репрессий: было принято решение Политбюро от 8 мая 1933 года частично разгрузить тюрьмы и пересмотреть применение закона от 7 августа 1932 года о хищении социалистической собственности. Эта коррекция, помимо победы над «классовым врагом в деревне», была вызвана кризисом (уже не первым) в переполненной пенитенциарной системе и нехваткой рабочей силы в сельском хозяйстве, например, в Украине, опустошенной голодом[71]. Пара указов от 30 июня 1931 года и в мае 1934 года восстановили гражданские права некоторых категорий ссыльных кулаков, однако депортированные лица по-прежнему были ограничены в передвижении без права на возвращение домой[72]. Другое решение, принятое ЦК в декабре 1935 года и отменившее запрет 1930 года, позволило ссыльным кулакам и их детям вступать в колхоз по месту ссылки, но не в родной деревне. Еще одной уступкой стало разрешение Политбюро от 9 февраля 1936 года для специалистов в изгнании работать по своей профессии на месте ссылки и получать образование их детям[73].

Молодому поколению было сделано несколько уступок. Именно в декабре 1935 года на Всесоюзном собрании комбайнеров Сталин заявил: «сын за отца не отвечает», что звучало как отмена ранее необратимой социальной стигмы и вселяло надежду во многих детей репрессированных или отверженных родителей. Решения о подрастающем поколении носили стратегический характер. Поколение, вступившее в жизнь после революции и составлявшее 43 процента населения, воспринималось сталинистами как новая порода людей, незапятнанных буржуазным прошлым, и как резервуар лояльности. Во время таких событий исторического разрыва, как Октябрьская революция, процесс социализации был органическим у молодежи, но гораздо более проблематичным у взрослых, нуждавшихся в ресоциализации[74]. Большевики это прекрасно понимали, когда во время культурной революции использовали напряженность в отношениях поколений и натравливали новое поколение профессионалов против старых специалистов, получивших образование при царском режиме. Иностранный наблюдатель д-р Райчман в 1936 году сообщал о «заметном преобладании молодежи над старшим поколением… и растущем влиянии молодежи на социальную и политическую жизнь»[75]. Стремясь расколоть угнетенное население – обычная практика сталинистов, – режим, например, отделял молодежь от старших в специальных трудовых поселениях псевдопривилегиями, такими как разрешение праздновать годовщину Октябрьской революции. В марте 1933 года дети кулаков получили право голоса, в декабре 1935 года правительственный указ отменил ограничения по признаку социального происхождения при поступлении в высшие учебные заведения. Эти уступки отражали убежденность партийных лидеров в том, что новая социалистическая среда играет первостепенную роль в политическом развитии человека. Искусственно увеличившийся разрыв между старшим и младшим поколениями способствовал расколу сталинского общества и социальной напряженности.

В 1935 году сроки изгнанных в 1930 году кулаков, насчитывавших около миллиона спецпоселенцев, закончились. 28 июля 1935 года Политбюро освободило от уголовной ответственности тех колхозников, которые были приговорены к лишению свободы на срок менее пяти лет (за исключением контрреволюционных преступлений). В результате к марту 1936 года в СССР было реабилитировано 557 964 колхозника, и кроме того в 1934 году – 212 199 крестьян в Украине[76]. Хотя снятие судимостей с бывших осужденных формально означало восстановление всех гражданских прав и права на получение паспортов, в реальной жизни они продолжали носить ярлык «ненадежных элементов» и часто становились первыми объектами последующих массовых операций[77]. Общее решение о возвращении депортированных не было принято, но отдельные индивидуальные и групповые ходатайства были удовлетворены, и в феврале 1936 года ссылка детей депортированных была отменена[78]. Еще одним шагом стало освобождение 54 тысяч местных чиновников, «саботировавших» государственные закупки зерна в голодных 1932–1934 годах, в соответствии с решением Политбюро от 10 августа 1935 года. После указа от 1 февраля 1933 года 16 января 1936 года Политбюро приняло решение пересмотреть дела лиц, осужденных печально известным указом от 7 августа 1932 года, вводившего смертную казнь за хищение государственной собственности. В результате к 20 июля 1936 года было рассмотрено 115 тысяч дел и освобождено 37 425 человек (32 процента)[79].

Важным шагом к социальному примирению стало снятие в апреле 1936 года прежних ограничений с казаков, позволившее им теперь служить в Красной армии. Казаки объяснили уступки подготовкой страны к войне и нуждой в солдатах. Они говорили, что советская власть начала доверять казакам, потому что после многих лет репрессий в станицах «сейчас, можно сказать, и казаков-то не стало, все они то осуждены, то высланы… у нас в станицах и хуторах больше теперь не казаков, а иногородних»


Рекомендуем почитать
Последний рейс из Дейтона. Переговоры за закрытыми дверями

В книге приводятся свидетельства очевидца переговоров, происходивших в 1995 году в американском городе Дейтоне и положивших конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине и первому этапу югославского кризиса (1991−2001). Заключенный в Дейтоне мир стал важным рубежом для сербов, хорватов и бошняков (боснийских мусульман), для постюгославских государств, всего балканского региона, Европы и мира в целом. Книга является ценным источником для понимания позиции руководства СРЮ/Сербии в тот период и сложных процессов, повлиявших на складывание новой системы международной безопасности.


История денег. Борьба за деньги от песчаника до киберпространства

Эта книга рассказывает об эволюции денег. Живые деньги, деньги-товары, шоколадные деньги, железные, бумажные, пластиковые деньги. Как и зачем они были придуманы, как изменялись с течением времени, что делали с ними люди и что они в итоге сделали с людьми?


Окрик памяти. Книга третья

Говорят, что аннотация – визитная карточка книги. Не имея оснований не соглашаться с таким утверждением, изложим кратко отличительные особенности книги. В третьем томе «Окрика памяти», как и в предыдущих двух, изданных в 2000 – 2001 годах, автор делится с читателем своими изысканиями по истории науки и техники Зауралья. Не забыта галерея высокоодаренных людей, способных упорно трудиться вне зависимости от трудностей обстановки и обстоятельств их пребывания в ту или иную историческую эпоху. Тематика повествования включает малоизвестные материалы о замечательных инженерах, ученых, архитекторах и предпринимателях минувших веков, оставивших своей яркой деятельностью памятный след в прошлые времена.


Окрик памяти. Книга вторая

Во второй книге краеведческих очерков, сохранившей, вслед за первой, свое название «Окрик памяти», освещается история радио и телевидения в нашем крае, рассказывается о замечательных инженерах-земляках; строителях речных кораблей и железнодорожных мостов; электриках, механиках и геологах: о создателях атомных ледоколов и первой в мире атомной электростанции в Обнинске; о конструкторах самолетов – авторах «летающих танков» и реактивных истребителей. Содержатся сведения о сибирских исследователях космоса, о редких находках старой бытовой техники на чердаках и в сараях, об экспозициях музея истории науки и техники Зауралья.


Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика

Книга содержит воспоминания Т. С. Ступниковой, которая работала синхронным переводчиком на Нюрнбергском процессе и была непосредственной свидетельницей этого уникального события. Книга написана живо и остро, содержит бесценные факты, которые невозможно почерпнуть из официальных документов и хроник, и будет, несомненно, интересна как профессиональным историкам, так и самой широкой читательской аудитории.


Он ведёт меня

Эта книга является второй частью воспоминаний отца иезуита Уолтера Дж. Чишека о своем опыте в России во время Советского Союза. Через него автор ведет читателя в глубокое размышление о христианской жизни. Его переживания и страдания в очень сложных обстоятельствах, помогут читателю углубить свою веру.


Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС.


Внутренняя колонизация. Имперский опыт России

Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.


Кривое горе (память о непогребенных)

Это книга о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби. Работа горя воспроизводит прошлое в воображении, текстах и ритуалах; она возвращает мертвых к жизни, но это не совсем жизнь. Культурная память после социальной катастрофы — сложная среда, в которой сосуществуют жертвы, палачи и свидетели преступлений. Среди них живут и совсем странные существа — вампиры, зомби, призраки. От «Дела историков» до шедевров советского кино, от памятников жертвам ГУЛАГа до постсоветского «магического историзма», новая книга Александра Эткинда рисует причудливую панораму посткатастрофической культуры.


Революция от первого лица. Дневники сталинской эпохи

Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.