Константин Великий - [23]

Вполне возможно, что для той ситуации, в которой жил Рим на рубеже III и IV веков, не могло быть политики более мудрой, чем абсолютная монархия Диоклетиана. Во всяком случае, его предшественники, императоры Марк Аврелий и Александр Север, которые попытались проводить либеральную политику, потерпели крах.

* * *

Между тем Диоклетиан серьезно заболел. Помня о своем обещании править не более двадцати лет, он решил отречься и поделить власть в Римской империи между двумя августами: на востоке правит Галерий, на западе — Констанций Хлор.

Однако Галерий строил серьезные планы единоличного захвата власти. Он сколотил свою клику из крупных военачальников и каждому пообещал высокие должности в случае своего прихода к власти. Титул одного из цезарей был обещан племяннику Галерия.

По поводу приближающегося двадцатилетия своего царствования в ноябре 304 года Диоклетиан объявил всеобщую амнистию. Касалась она и христиан, но довольно своеобразно: выпускать на свободу предписывалось только тех, кто публично отрекался от своей веры и приносил жертвы языческим богам. А тех, кто упорствовал, надлежало пытать.

За два года диоклетиановских гонений были казнены и замучены десятки тысяч христиан. Максимиан, соправитель Диоклетиана, свой день рождения отпраздновал тем, что отдал христианина Агапия в цирк, диким зверям на съедение.

Но еще худшие, более жестокие времена настали, когда Диоклетиана на троне сменил Галерий. Его правление по числу мучеников на востоке Империи представляется самым кровавым периодом христианских гонений. И лишь терпимость Констанция Хлора на западе значительно смягчала общую картину дикой жестокости.

Читаем у Лактанция о зверствах, чинимых Галерием:

«Против христиан он принял законы, по которым они, признанные виновными, после различных истязаний подвергались еще пыткам тлеющими углями… Несчастные были привязаны к столбам, под ними весьма долго поддерживали слабый огонь до тех пор, пока кожа, окончательно сморщенная жаром, сама не отделялась от костей… После этого к отдельным частям тела подносили факелы… а лица страдающих между тем обливали водой, чтобы не пересыхало горло, отчего тут же к ним возвращалось сознание… Любой в конце концов лишался сил… когда сила огня достигала нутра…»

* * *

1 мая 305 года произошло событие весьма редкое в истории всех времен и народов — отречение двух императоров от власти.

В своем эдикте по этому поводу Диоклетиан подчеркнул: главной причиной ухода он считает, что «управление государством требует молодых сил».

Воинственно настроенный Лактанций пытается доказать: оставить трон императоров вынудил Галерий. Историк говорит о том, что Галерий неоднократно пугал обоих великими гражданскими потрясениями, если они не сдержат своего обещания уйти после двадцати лет правления.

Правда, другие историки пишут о добровольном уходе Диоклетиана, например, Аврелий Виктор: «Диоклетиан отпраздновал 20-летие своей власти и, будучи в добром здоровье, сам сложил с себя заботу об управлении государством».

А вот в отношении ухода его соправителя, Максимиана, мнения летописцев схожи: отрекаться тот не хотел, не один раз уговаривал Диоклетиана остаться императором и его, Максимиана, оставить на троне. И все-таки старший август, хоть и с трудом, но уговорил отца Фаусты отречься вместе с ним.

* * *

Накануне этого исторического события в жизни Империи между августом Диоклетианом и цезарем Галерием состоялся тайный разговор. Лактанций так пересказывает его.

Вопрос о двух новых августах не возникал. Ими должны были стать Констанций Хлор (отец Константина) и Галерий. Спор начался об их будущих преемниках, новых цезарях.

Галерий изрек:

— Надо назвать цезарями таких людей, которые находились бы в полной моей власти, боялись бы меня и не делали ничего, что мной не велено.

— Так кого же мы назначим? — спросил Диоклетиан.

— Флавия Севера.

— Этого танцора, кутилу и пьяницу, обратившего ночь в день, а день в ночь?!

— Он достоин быть цезарем, потому что доказал свою верность воинам, и я уже отправил его к августу Максимиану, чтобы тот облек его в пурпур и дал регалии.

Это был сильный ход Галерия.

— Пусть будет так, — согласился Диоклетиан, не желавший никаких конфликтов со своим соправителем, августом Максимианом. — Кого ты предлагаешь второго?

— Этого, — сказал Галерий и показал пальцем на стоявшего неподалеку Дазу, молодого полуварвара, которому он недавно приказал добавить к своему имени что-то более звучное. И тот взял одно из имен самого Галерия: Максимин.

— Кто он, на которого ты указываешь? — спросил Диоклетиан.

— Мой родственник. (Даза был племянником Галерия. В другом месте Лактанций так говорит о Дазе: он, бывший пастух, возвышенный сначала в щитоносцы, затем в телохранители… а на другой день и в цезари, после зверей и лесных дебрей получил в попрание и изнурение Восток, и, разумеется, он — уже не воловий, а солдатский пастух — не знал толк ни в военных, ни в государственных делах.)

— Да, — вздохнул Диоклетиан, — не таких ты мне предлагаешь людей, нельзя им поручить попечение о государстве.

— Я проверил их, — самоуверенно отвечал Галерий. Что он имел в виду, не ясно. Диоклетиан, который уже твердо решил поскорее отойти от дел, спорить не стал. Но напоследок сказал: