Коншарский стрелок - [2]

— Это точно.

На этот раз и правда всё обошлось довольно благополучно. Мы сопровождали телеги Бороды полную осьмицу, от самой вольной Макенады до Валезана. Груз был тяжелый и (судя по тому, что Магоро нанял весь отряд — два полных десятка, да я) дорогой. Но не деньги: громоздкий. Магоро говорит, оружие, может, еще что — какое моё дело? Моё дело — охранять, довести заказчика до места. И по возможности без потерь в ватаге.

Совсем без потерь не обошлось, двоих своих и одного возницу мы привезли на телегах, но раны были не смертельные, и у моих — не тяжелые. Всё-таки в отряде все не новички, да и возницы у Бороды люди не случайные. Мужики крепкие, одетые в толстую вываренную кожу, у каждого секира да лаксанский нож, в ладонь шириной да в локоть длиной. Возница тоже был ранен не смертельно. Заансар и правда мог хуже дел наделать. Хорошо, что был один.

Я встал с лавки и подошел к хозяину. Можно было бы позвать — Дессено подошел бы, он к знакомым подходит. Да я ведь знаю, как ему это тяжело, без обеих-то ног. Еще и культи, бывает, гноятся. Не так уж всё легко заживает после того, как ему хадиссарские гвардейцы сожгли ступни, добиваясь, где прячет золото. Хоть уже и лет восемь прошло, как бы не больше.

Кстати, золото они так и не нашли. Дессено потом на него и ноги лечил, и "Дуб и топор" отстроил, как в Валезан перебрался.

— Дессено, как жизнь?

— Да помаленьку, Стрелок, помаленьку. У нас тут все как всегда, это вы всё бегаете то туда, то обратно.

— Каморка найдется для меня? На эту ночь, не больше — неохота с деньгами пьяному до постоялого двора тащиться.

— Да хоть осьмицу живи. Дело к зиме, народу в городе пришлого мало.

Он вытащил из-под прилавка и пододвинул ко мне ключ:

— Наверху, третья налево.

— Спаси тебя Предки!

— Осьмушку с тебя за ночь.

Дессено меня считает за своего. Поэтому так мало берет за комнату — в его таверне ночлег обычно раза в два дороже, а то и в восемь, когда ярмарка. "Дуб и топор" едва ли не лучшая таверна в Валезане, кто понимает. Тут и благородные останавливаются, и богатые купцы, и чародеи. Не будь я старым знакомым, Дессено меня бы и вовсе мог не пустить — кто я, на самом деле? Наемник, со своим отрядом, правда, но ведь не из благородных. Считай, подёнщик войны: за гроши кровь и жизнь продаю.

Я вернулся за стол, куда парень в холщовой рубахе уже принес обширное деревянное блюдо с ягнятиной. От блюда поднимался такой ароматный пар, что у меня аж в животе заурчало. Дессено молодец, у него в таверне всегда кормят так, что даже если сытым придешь — обязательно есть захочешь.

Стало темнеть, Парень поставил на стол подсвечник, зажег толстенную сальную свечу.

— Я всё спросить тебя хочу, — начал Борода, — ты дальше-то что делать думаешь? Всё обозы охранять?

— А какой у меня выбор? С моих доходов я не то, что землю прикупить или какое другое дело — я коня-то боевого позволить себе не могу, потому что не прокормлю его.

Я поднял кружку и снова трижды стукнул ею о столешницу. Магоро сделал то же, и мы выпили. Пиво Дессено сам не гонит, покупает у кого-то в городе. Но выбирает, видно, тщательно и никогда не разбавляет. Крепкое пиво у него. Хмельное.

— Ну ты бы мог занять, например.

— В долги не полезу. Да и зачем? Кто я в жизни-то? Вот раньше людей звали по имени места, откуда они происходят, или по имени рода, если благородный. Ты вот был Магоро из Острана. А теперь Острана нет, потому что хуулары князя Кешарского его стерли с лица земли. И тебя уже чаще зовут Магоро Борода. А меня и звали, и зовут, и будут звать Тандеро Стрелок, потому что где я на свет появился, никто не упомнит. Мать родила меня под телегой где-то в поле, в походном лагере Коншарских стрелков. Я так и вырос в обозе, и первой моей игрушкой был арбалетный болт, а стрелять я научился, пожалуй, раньше, чем говорить. Меня сейчас возьми, дай мне денег, да пусти торговым делом заниматься — так я за две луны прогорю. Я ж не знаю, где купить дешевле, кому продать дороже. Хитростей всяких купеческих не знаю. Или, скажем, землю. Крестьянин, он с детства к ней привычен. Он все приметы знает: когда сеять, где сеять, когда убирать. Какой травой скот кормить, какой нет. Как телят принимать, да как корову лечить. А я пока всё это освою — с голодухи помру. Да и скучно мне в земле ковыряться было бы, честно тебе скажу. С детства я не ремеслу или земледелию учился, а мечу да арбалету. А мне уж тридцать пять стукнуло. Вот и остается: или в наемники, или в разбойники. Только в разбойники — не хочу, насмотрелся я на них, с души воротит. Всю жизнь служил, сначала королю своему, потом принцу Лейзанскому, теперь вот — кто наймет, тем и служу. Да еще своей ватаге.

Борода слушал внимательно, бороду свою черную, густую, курчавую, что до середины груди, сгреб в кулак и оглаживал вверх-вниз. Думал. Видно было: разговор не праздный завел, что-то ему от меня надо, но сказать пока не решается. Прощупывает.

Магоро Борода человек не простой, из семьи богатой, купеческой. Отец его и дед были старостами Остранскими, за княжеским столом на пирах и на советах сиживали. Когда Остран спалили, он был у дядьки своего в деревне, потому и уцелел. Остальных всех вырезали. Остранские же почему погибли? Всю войну со стороны смотрели, как другие друг друга гнобят, режут да убивают. Их-то княжество война не трогала, Мерандо Третий как-то умел схитрить, чтобы война его обошла. А в самом конце (что обиднее всего, уже было ясно, что война вот-вот закончится: старый император умер, вместо нового, по малолетству его, править взялись дядья, да рассорились, и империи стало не до расширения) князь Кешарский, потеряв всё свое войско при Пандаре, сам-третей ушел в Степь, к хууларам. Но казну увез, и как-то уговорил хууларских вождей дать ему войско. Они прошли набегом по северу Валезанского королевства, но Мертвый король успел выдвинуть заслоны из броненосной конницы, которые у хууларов быстро отбили охоту идти дальше.