Конные и пешие - [14]

Валдайский быстро привык к тому, что она ждет его дома, и торопился к ней, потому что стал бояться одиночества; он знал, как она мужественна и терпелива, потому что случай свел их на войне и он видел ее там, в деле.

Это было в сорок третьем. Выпал снег, дороги отвердели после оттепели; они закончили переформирование и двинулись на передовую, шли ночами, скрытно, днем укрывались в лесу, костров старались не разжигать; на четвертую ночь вышли к передовой, стали занимать траншеи, сменяя изрядно поредевший батальон. В обжитой землянке старший лейтенант, оставшийся за комбата, передал карты Валдайскому, подробно объяснил, в каких местах у немцев огневые точки, несколько раз пальцем тыкал в квадрат, где обозначена была высотка, вчера еще наша, но немцы даванули, выбили их, и вот эта высотка справа у них особо укреплена, пытались ее брать, ни черта не вышло. И еще он жаловался: гнилое здесь место, болота, сверху все подмерзло, а провалиться в воду ничего не стоит. Потом они вместе обошли траншеи, батальон старшего лейтенанта уже покинул их, обнялись, хотя прежде и не знали друг друга. Валдайский сказал:

— Ну, зализывайте раны, отдыхайте.

— О бане хорошей мечтаю, — вздохнул старший.

— Будет! — твердо пообещал Валдайский.

Так вот расстались. А через полчаса прибежал вестовой от комроты Германова:

— Товарищ комбат, разрешите обратиться? Баба в траншее.

— Кто такая?

— Ну, не так, чтобы сказать, баба. Лейтенант. От прежних. Уходить не желает. Полагаю, умом тронутая.

— Полагаешь, — усмехнулся Валдайский. — Давай ее сюда.

— Так упирается.

— Что же вы у меня за рота такая? Одну бабу привести не можете?

— Слушаюсь, товарищ капитан!

В землянке хорошо натопили, и Валдайский менял портянки, когда откинулась плащ-палатка у входа и в землянку кто-то вошел. Свет от большой коптилки, сделанной из снарядной гильзы, не доходил до вошедших, и Валдайский не видел их.

— Ну, что там такое?

Женщину, видимо, подтолкнули, и она оказалась перед ним, в телогрейке, ватных штанах, заправленных в кирзовые сапоги, ушанка была сбита набок, лицо исцарапанное, колючие непроницаемые глаза смотрели в упор. Она узнала его первой, сказала тихо, но без удивления:

— Петр?

Валдайский встал, так и не надев сапога, подошел к ней ближе, взяв за плечи, повернул к свету и поначалу все равно не поверил — так она изменилась, не поверил и спросил:

— Ты кто?

Злая усмешка тронула ее губы:

— Не узнал?

Но он уже узнал, но не хотел верить, что это Вера; не мог представить, что она оказалась на переднем крае, такая изменившаяся, ведь она была частью его довоенной жизни, где столько было солнца, радости, веселья, а сюда из той жизни не мог пробиться даже слабый луч.

— Что ты тут делаешь? — растерянно проговорил Валдайский.

— То же, что и ты, — сказала она. — Воюю.

Тогда он засуетился, посадил к печке, налил водки, схватил со стола хлеб со шпигом.

— Ты же вся промерзла. Пей. Ешь!

Она покорно выпила, неторопливо стала есть, руки ее были в грязи, ногти обломаны.

— Но почему здесь? — спросил Валдайский, натянув наконец этот проклятый сапог. Он помнил: Нина писала — Вера где-то при штабе, там оказались нужны топографы, а кто, как не геолог, умеет хорошо читать карты; он думал, что Вера где-нибудь при штабе армии или корпуса, но чтобы на самой передовой…

— А где я должна быть?

Адъютант, расторопный парень, вскипятив чаю, налил горячего в кружку, протянул ей.

— Тогда объясни, — теперь уже строго сказал Валдайский.

Она выпила чаю; наверное, ей стало легче, отставила кружку.

— А что объяснять? У нас там на высотке был наблюдательный пункт. У меня взвод артразведки.

— Ничего себе! Вы чьи?

— Корпусная артразведка.

— Это вас немцы днем с высотки выбили?

— Если бы не этот паразит старшой — не выбили бы. Ему очень жить хотелось. Оставил нас одних…

— Кто там был еще?

— Наш начальник разведки. Селезень, капитан. Он лежит на склоне, его видно.

— Почему ты не ушла?

Тогда она вскинула голову, посмотрела на него так, что ему сделалось не по себе, ответила:

— Я хочу его похоронить.

Ему больше не надо было объяснять, он понял все; еще не видя этой высотки, только зная по карте, где она находится, представил, что это значит. Немцы наверняка заняли там прочную оборону, каждое движение по снегу будет ими замечено, а она хочет выволочить с нейтралки труп… Может быть, немцы уже сами к нему добрались.

— Ну что ж, — вздохнул Валдайский, — пошли, покажешь…

Они шли не очень долго — где по траншеям, где вылезали из них и ползли по-пластунски. Передний край жил обычной ночной жизнью: лениво постреливали, время от времени поднималась ракета, озаряя пространство блеклым светом. Петр Сергеевич про себя отмечал: все-таки они аккуратно провели замену батальона, немцы, видимо, ничего не уловили. Так добрались они до землянки комроты Германова. Капитан был невысок, кряжист, с пышными лихими усами, быстроглазый.

— Высотку просматриваешь? — спросил у него Валдайский.

— Плохо.

— Дашь ракеты. Откуда лучше? — спросил он у Веры.

Та указала на пулеметное гнездо, приподнятое над траншеей.

Ракета высветила склон высотки, до него было метров четыреста. Петр успел различить на снегу три трупа, попросил еще раз дать ракету, спросил Веру: