Конкурс красоты - [40]
Зеленоватое лицо моего зама просунулось в дверь: «Я возьму одежду?» Входит мокрый, с улицы, оставляя на паркете поблескивающие следы. Я достала полотенце. Стала вытирать его жирную спину, сатанея от собственной заботливости.
«И вот что, — сказала я, когда он просовывал ногу в штанину, — надо начать массовую закупку мандаринов. Обоснование придумайте сами. Пусть в городе пахнет мандаринами. Мандаринами!»
Тысячи мандаринов поплыли в Центр мира. За день улицы покрывались слоем кожуры. «Это все ради тебя, Агафангел!» — говорила я, проплывая по темной жиже Большого канала. Я стояла в своем мужском костюме на палубе и махала толпе, которая шелестящей лентой ползла по набережной. Многие в ней в разное время были моими любовниками. Я узнавала их: отполированные страхом лица, пустые зрачки, ампутированная до обрубка речь… Хранили ли они тайну нашей диффузии, яростного обмена молекулами? Хранили?
Вдруг где-то совсем рядом я услышала: «А вы знаете, мне кто-то говорил, что Академик — женщина!» — «Не может быть…»
Вернувшись, бросилась в комнату матери. «Ты? Ты распускаешь обо мне слухи?» Мать сидела в кресле и молчала.
«Ты все время шпионишь, шепчешься со всякими алкашами, ты!»
И она снова промолчала. Первый раз она слушала меня так внимательно, не перебивая. Она была мертва.
Наверное, уже день. Я не заглядывала к ней. И не чувствовала запаха. Это меня особенно поразило, когда я стала трясти ее голову. Я, с моим гениальным носом, не чувствовала запаха тления. Только запах мандаринов.
«Извини, мама, — сказала я, пятясь из комнаты. — Я была все эти дни очень занята… Я хотела подарить тебе кольцо, кольцо желаний. А ты была, как всегда, пьяна. А я не выношу пьяных, мама. Слышишь, я не выношу пьяных!!!»
С потолка на меня сыпались мандарины, катились по полу, мягко били по черепу…
— Ты ведь не хочешь чай? Не надо пить чай. Там плавают эти… Чаинки. Они забиваются в рот, шевелятся. Рот превращается в чайное ситечко… После ухода матери у меня начали исчезать слова. Слова, которые я копила всю жизнь. Которые, как пыльцу, собирала с моих ночных вздрагивающих цветов. Я шарила во рту языком, пытаясь нащупать хоть одно потерянное слово. Ха-ха-ха!
Старлаб очнулся.
Он все еще был в каком-то оцепенении, почти полусне. Лицо куклы было совсем близко, так что были видны железные штыри, которыми приводились в движение губы.
— Последние годы я почти не вылезала из Центра диффузии. У меня воспалились придатки, врачи пугали опухолью… Но только прижимаясь к этим трем отверстиям, я могла удерживать слова. Только так я могла вытягивать слова из моих партнеров по диффузии по ту сторону стены. И клиенты уходили, онемевшие, словно с вырванными зубами или прикушенным до крови языком. «Почему вы не пользуетесь инструментом?» — спрашивали меня другие работницы из смежных отсеков, когда я начинала выть от боли. «Мир полон слов, — отвечала я. — В начале было слово, и несчастны те, кому слова не дано. Несчастны те, у кого рот — лишь могила языка; не утешатся те, чьи губы склеены косноязычием… О, прекрасный, серебристый мир слов!» И снова начинала тихо выть от боли в низу живота. А мои напарницы не могли даже догадаться, что великий Академик, плывущий, как памятник, над толпой, и бестолковая баба, жмущаяся к трем загаженным отверстиям, — это одно и то же, совершенно одно и то же!
В углу комнаты ожили настенные часы, раздался бой. Распахнулась дверца, явилась птица с большеглазым человеческим лицом, запела: «И держала чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее».
Пропев это двенадцать раз, спряталась в часы.
— Не было у меня никакой чаши! — крикнула кукла и показала часам деревянный, выкрашенный в синюю краску язык.
Повернулась к Старлабу. Язык втянулся обратно в рот.
— Уже полночь. А я тебе еще ничего не сказала. Ты ведь мой избранник. Я успела осуществить диффузию со всеми мужчинами Центра мира… Никто уже не приходил ко мне. Ночью я лежала одна, курила до потери сознания, чтобы убить никотином белую лошадь тоски. Или думала о будущем. Не о своем — мое будущее было затянуто облаком опухоли. Я думала о будущем Центра мира. Гадала по Платону, открывая наугад страницы. Прогноз был неутешительный, и я тянулась за новой сигаретой. И тогда я вспомнила об одной разработке, которой когда-то занимались у нас в Академгородке, пока я не навела там порядок. Куклы! Большие говорящие куклы… Утром я уже диктовала письмо. Через полгода с Окраин прибыл первый образец. Образец был мужского рода, ходил, двигал руками, открывал и закрывал рот. В туловище было записывающее устройство: что надиктуешь, то он тебе и скажет. Я стала диктовать. Читала ему вместо сказок на ночь всего Платона, потом диктовала свои мысли, потом целовала его в железный лобик и желала спокойной ночи. С каждым днем наших диктовок выражение его лица делалось все более циничным. Он начал мне отвечать — моими же словами опровергал мои же утверждения. Я кусала губы и даже попробовала его соблазнить. Бесполезно. Вначале он требовал себе афинских юношей, потом просто сбежал. Его видели с медузами, с собаками. Наконец, отловили — рывшегося в какой-то помойке, где он, как утверждал, искал чистые идеи. И тогда я заказала еще одну куклу…
Две обычные женщины Плюша и Натали живут по соседству в обычной типовой пятиэтажке на краю поля, где в конце тридцатых были расстреляны поляки. Среди расстрелянных, как считают, был православный священник Фома Голембовский, поляк, принявший православие, которого собираются канонизировать. Плюша, работая в городском музее репрессий, занимается его рукописями. Эти рукописи, особенно написанное отцом Фомой в начале тридцатых «Детское Евангелие» (в котором действуют только дети), составляют как бы второй «слой» романа. Чего в этом романе больше — фантазии или истории, — каждый решит сам.
Новый роман известного прозаика и поэта Евгения Абдуллаева, пишущего под псевдонимом Сухбат Афлатуни, охватывает огромный период в истории России: от середины 19-го века до наших дней – и рассказывает историю семьи Триярских, родоначальник которой, молодой архитектор прогрессивных взглядов, Николай, был близок к революционному кружку Петрашевского и тайному обществу «волхвов», но подвергся гонениям со стороны правящего императора. Николая сослали в Киргизию, где он по-настоящему столкнулся с «народом», ради которого затевал переворот, но «народа» совсем не знал.
Поэзия Грузии и Армении также самобытна, как характер этих древних народов Кавказа.Мы представляем поэтов разных поколений: Ованеса ГРИГОРЯНА и Геворга ГИЛАНЦА из Армении и Отиа ИОСЕЛИАНИ из Грузии. Каждый из них вышел к читателю со своей темой и своим видением Мира и Человека.
Философская и смешная, грустная и вместе с тем наполняющая душу трепетным предчувствием чуда, повесть-притча ташкентского писателя Сухбата Афлатуни опубликована в журнале «Октябрь» № 9 за 2006 год и поставлена на сцене театра Марка Вайля «Ильхом». В затерянное во времени и пространстве, выжженное солнцем село приходит новый учитель. Его появление нарушает размеренную жизнь людей, и как-то больнее проходят повседневные проверки на человечность. Больше всего здесь чувствуется нехватка воды. Она заменяет деньги в этом богом забытом углу и будто служит нравственным мерилом жителей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.