Конклав - [70]

А архиепископ Бостонский Фитцджеральд, один из самых ярых приверженцев Трамбле, подошел к столику и швырнул доклад Ломели.

– Это противоречит всем нормам правосудия. Вы не дали нашему брату кардиналу никакой возможности изложить аргументы в свою защиту. Вы действовали как судья, присяжные и палач в одном лице. Меня такой нехристианский акт приводит в ужас.

Кардиналы, слушавшие за соседними столиками, принялись согласно бормотать. Один выкрикнул:

– Хорошо сказано!

– Аминь вашим словам! – произнес другой.

Ломели оставался бесстрастным.

В какой-то момент Бенитез принес ему хлеб, фрукты и показал одной из монахинь, чтобы налила кофе.

– Вы должны поесть, декан, иначе заболеете.

– Я правильно поступил, Винсент? – тихим голосом спросил Ломели. – Как вы думаете?

– Ни один человек, который поступает так, как велит ему совесть, не совершает зла, ваше высокопреосвященство. Последствия могут оказаться не такими, как мы ждем. Со временем может выясниться, что мы совершили ошибку. Но это не то же, что творить зло. Единственным руководителем поступков может быть только совесть, потому что именно в нашей совести мы наиболее отчетливо слышим голос Господа.

Трамбле появился только в самом начале десятого. Он вышел из лифта, ближайшего к обеденному залу. Кто-то, вероятно, уже отнес ему копию доклада – он держал его свернутым в руке. Проходя между столиками к Ломели, он казался вполне собранным. Большинство кардиналов замолчали, перестали есть. Седые волосы Трамбле были аккуратно уложены, подбородок выставлен вперед. Если бы не алые церковные одежды, то его можно было бы принять за шерифа в вестерне, идущего к месту решительной схватки.

– Если позволите, декан, несколько слов.

Ломели положил салфетку и встал.

– Конечно, ваше высокопреосвященство. Вы хотите поговорить приватно?

– Нет, я бы хотел поговорить с вами публично, если не возражаете. Я хочу, чтобы наши братья слышали мои слова. Насколько я понимаю, вы несете ответственность за это?

Он помахал докладом перед лицом Ломели.

– Нет, ваше преосвященство, ответственность за это несете вы – это ваши действия, – возразил декан.

– Доклад лжив от начала и до конца! – Трамбле обратился к кардиналам. – Он никогда не должен был появиться на свет. И не появился бы, если бы кардинал Ломели не вломился в апартаменты покойного папы и не извлек оттуда эти бумаги, чтобы манипулировать конклавом!

Один из кардиналов – Ломели не видел кто – прокричал:

– Позор!

Трамбле продолжал:

– В этих обстоятельствах, я считаю, он должен уйти в отставку с должности декана, поскольку никто более не может быть уверен в его беспристрастности.

– Если доклад, как вы утверждаете, лжив, – сказал Ломели, – может быть, вы объясните тогда, почему его святейшество своим последним официальным папским актом просил вас уйти в отставку?

По залу пронесся удивленный ропот.

– Ничего такого он не делал – это может подтвердить единственный свидетель той встречи, его частный секретарь монсеньор Моралес.

– Тем не менее архиепископ Возняк утверждает, что его святейшество лично сообщил ему об этом разговоре и был так взволнован за обедом, вспоминая его, что расстройство, вероятно, стало одной из причин его кончины.

Гнев Трамбле был великолепен.

– Его святейшество – пусть его имя навсегда останется среди имен первосвященников – к концу жизни стал больным человеком, его легко было сбить с толку, что могут подтвердить те из нас, кто регулярно встречался с ним. Разве нет, кардинал Беллини?

– Мне нечего сказать по этому поводу, – ответил Беллини, нахмурившись над своей тарелкой.

В дальнем углу зала поднял руку Тедеско.

– Можно еще кому-нибудь присоединиться к этому диалогу? – Он тяжело встал. – Я сожалею о слухах, касающихся частных разговоров. Вопрос в том, насколько точен доклад. Имена восьми кардиналов вычеркнуты. Я полагаю, декан может сказать нам, кто они такие. Пусть он назовет нам имена, а эти братья подтвердят здесь и сейчас, получали ли они деньги, а если получали, то просил ли кардинал Трамбле голосовать за него.

Тедеско сел. Ломели чувствовал десятки глаз, устремленных на него.

– Я этого не сделаю, – тихо сказал он.

Раздались протестующие голоса. Он поднял руку и сказал:

– Пусть каждый спросит свою совесть, как это пришлось сделать мне. Я вычеркнул эти имена, потому что не хочу вызывать озлобление в конклаве, которое лишь ухудшит нашу способность слышать Господа и исполнить наш священный долг. Я сделал то, что считал необходимым. Многие из вас скажут, что я превысил свои полномочия. Я могу это понять. В сложившихся обстоятельствах я буду счастлив уйти в отставку с поста декана и предложил бы, чтобы кардинал Беллини, как следующий по старшинству член Коллегии, вел остальную часть конклава.

Сразу же раздались голоса поддерживающих и протестующих.

Беллини решительно покачал головой:

– Категорически нет!

В возникшем шуме поначалу трудно было расслышать слова, возможно, по той причине, что их произносила женщина.

– Ваши высокопреосвященства, позвольте мне сказать?

Ей пришлось повторить громче, и на сей раз ее голос оказался сильнее шума.

– Ваши высокопреосвященства, если позволите, я скажу несколько слов.