Конклав - [69]

– Благослови вас Господь, сестра, за вашу щедрость. Я верю, что сердце у меня чисто. Но как кто-либо из нас может знать наверняка, почему мы поступаем так, а не иначе? По моему опыту, мерзейшие грехи нередко совершаются по самым благородным мотивам.

Двадцать минут ушло на то, чтобы распечатать все экземпляры, и еще двадцать – чтобы сверить страницы и сшить их степлером. Они работали молча рука об руку. В какой-то момент зашла монахиня, которой понадобился компьютер, но сестра Агнесса категорически приказала ей выйти. Когда они закончили, Ломели спросил, есть ли в Каза Санта-Марта достаточное число конвертов, чтобы каждый доклад был индивидуально запечатан и доставлен.

– Я сейчас узнаю, ваше высокопреосвященство. Присядьте, пожалуйста. У вас усталый вид.

Она вышла, а он сел за стол и склонил голову. Услышав шаги кардиналов, идущих по холлу в часовню на утреннюю мессу, ухватился за свой наперсный крест.

«Прости меня, Господи, если сегодня я пытаюсь служить Тебе не так, как обычно…»

Несколько минут спустя вернулась сестра Агнесса с двумя коробками конвертов размера А4.

Они начали раскладывать доклад по конвертам.

– Что мы должны сделать с ними, ваше высокопреосвященство? – спросила она. – Разнести их по всем номерам?

– Я хочу быть уверенным, что все кардиналы имели возможность прочесть это до того, как отправятся голосовать… боюсь, у нас нет времени. Может быть, нам удастся раздать их в столовой?

– Как скажете.

Когда бумаги были разложены, а конверты заклеены, они разделили пачку на две части и отправились в столовую, где монахини готовили столики к завтраку. Ломели раскладывал конверты на стулья в одной части зала, сестра Агнесса – в другой. Из часовни, где Трамбле служил мессу, доносилось песнопение. Ломели чувствовал, как боль за глазом пульсировала в такт с пением. Однако он остановился, лишь когда встретился с сестрой Агнессой в центре зала и все конверты были разложены.

– Спасибо, – сказал он.

Его тронула твердость ее доброты, и он протянул руку, ожидая рукопожатия. Но, к его удивлению, она опустилась на колено и поцеловала его перстень, потом поднялась, разгладила ладонями юбки и удалилась, не сказав больше ни слова.

После этого Ломели не оставалось ничего другого, как только сесть за ближайший столик и ждать.

Искаженные сведения о том, что произошло дальше, стали появляться через несколько часов по завершении конклава. Хотя на всех кардиналов и был наложен строгий запрет на распространение информации, многие не смогли удержаться и, вернувшись в большой мир, поделились случившимся с ближайшими сотрудниками, а те – главным образом священники и монсеньоры – тоже не смогли устоять от искушения и распространили слухи. Так очень быстро появилась версия истинной истории.

По большому счету существовали две категории свидетелей. Те, кто первым вышел из часовни в обеденный зал, были поражены, увидев Ломели, который в одиночестве бесстрастно сидел за одним из центральных столов, положив руки на скатерть и устремив перед собой невидящий взгляд. Второе, что они вспоминали, – потрясенная тишина, воцарившаяся в зале, когда кардиналы обнаружили конверты и принялись читать их содержимое.

По контрасту те, кто появился чуть позже (кардиналы, предпочитавшие молиться в своих комнатах, а не посещать утреннюю мессу, или те, кто замешкался в часовне после причастия), ясно помнили шум в зале и кучку кардиналов, собравшихся вокруг Ломели и требовавших объяснений.

Иными словами, истина была вопросом перспективы.

Кроме этих, была и еще одна группа, небольшая: кардиналы, чьи комнаты находились на втором этаже, или те, кто спускался по двум лестницам с верхних этажей и заметил сломанные печати на папских апартаментах. Соответственно, циркулировать начала новая волна слухов, противоположная первой: о том, что ночью произошло нечто вроде ограбления.

На протяжении всего этого Ломели сидел неподвижно. Всем кардиналам, которые подходили к нему, – Са, Бротцкусу, Яценко и остальным – он повторял одну и ту же мантру. Да, это он пустил документ в оборот. Да, это он сломал печати. Нет, он пребывает в здравом уме. Ему стало известно, что, возможно, совершено деяние, которое влечет за собой отлучение, а потом предпринята попытка замести следы. Он считал своим долгом провести расследование, даже если для поисков доказательств необходимо проникнуть в апартаменты покойного папы. Он пытался ответственно подойти к делу. Перед его братьями-выборщиками теперь лежит информация. Они должны выполнить свой священный долг. Они должны решить, в какой мере учитывать эти сведения. А он всего лишь следовал голосу совести.

Его удивляло собственное чувство внутренней силы и то, как он, казалось, излучал это убеждение, отчего даже те кардиналы, которые подходили к нему, чтобы выразить свое негодование, нередко удалялись, одобрительно кивая. Другие смотрели на дело более жестко.

Саббадин, проходя мимо Ломели к буфету, наклонился и прошипел ему в ухо:

– Зачем же вы выбросили ценное оружие? Мы могли бы использовать его, чтобы управлять Трамбле после выборов. А так вы лишь укрепили позиции Тедеско!