Кони - [7]

К сожалению, семья редко была в сборе. Отцу приходилось выезжать по делам в Москву. Летом мать с мальчиками жила на даче, чаще всего в Петергофе, а иногда в сельце Кораллово Звенигородского уезда под Москвой.

В 1846 году отец уехал на несколько месяцев за границу. Петербургский военный губернатор писал министру внутренних дел: «Состоящий при Дворянском полку учителем коллежский асессор Федор Алексеевич Кони с высочайшего разрешения уволен и отпущен за границу для излечения болезни сроком на 5-ть месяцев, а потому обратился ко мне с просьбою о выдаче ему заграничного паспорта на отъезд в Германию, Англию и Италию…»

Толя очень скучал. «Просто хоть вон беги, — писала Ирина Семеновна своему Теодору (так называла она в письмах мужа), — где папа да и только… Теперь только и просит, что написать к тебе письма: как встанет, то первое слово: мама полно спать… давай перо, Толя хочет писать папе».

«…Толя так мил и умен, что действительно я часто плачу от радости, смотря на него. Представь, он всякий день здоровается с тобою, т. е. с твоим портретом, а вечером прощается, как скоро вымою его, то он обернется к портрету и скажет адьё папа миньки. Вчера уморил меня. Утром он помолился богу и сказал обычную фразу к портрету: гутъ моргенъ, адьё и здравствуй папушка, потом поцеловал портрет и сказал: папа миньки».

Мальчику, здоровавшемуся по-немецки и по-французски, было немногим более двух лет…

Экспансивная Ирина Семеновна тяжело переживала долгие отлучки мужа. Ее письма к нему — некоторые она подписывала «Арина» — полны призывов беречь себя и поскорее возвращаться. Она даже детей использует, чтобы «разжалобить» своего Теодора: «Пока прощай и помни, что щастие двух малолеток зависит от твоей жизни, что же до меня то весть о твоей смерти покажет и мой конец — я не переживу тебя». И дальше приписка, конечно же, сделанная рукою матери: «Папа, мы тебя ждем, поживи для нас, ты нас родил, не губи же нас Толя».

Велика была радость, когда почтальон наконец-то приносил открытки с видами городов, где останавливался отец. С помощью матери Толя даже выучил стишок поэта Ивана Мятлева о почтальоне:

Вот он — форменно одет, —

Вестник радостей и бед;

Сумка черная на нем,

Кивер с бронзовым орлом.

Сумка с виду хоть мала,

Много в ней добра и зла.

Однажды почтальон принес небольшую посылку от отца из Парижа — мантилью для Ирины Семеновны и две красивые рубашки для Толи.

Радость закончилась слезами, так как нельзя было надеть две рубашки сразу. А Толя не хотел ни в какую расставаться с папиным подарком.

«Ах мой друг, — писала Ирина Семеновна, — что за милый мальчик, он развивается и умнеет не по дням, а по часам, от скуки я учу его маленькие басни, иногда он меня очень стыдит, представь, что и он в свою очередь учит Женю, т. е. думает, что учит; точно так же садится, как я, и говорит, ну Женя, что ты знаешь посмотрим, можно ли будет написать папе, что ты паинька…»

Уже с малолетства у мальчика чувствовался характер. Как-то ходили с матерью в церковь Николы-угодника и встретили там свадьбу. Торжественный обряд венчания, богатые наряды жениха и невесты, весь свадебный кортеж произвели на Толю впечатление.

— Я тоже хочу жениться, — серьезно сказал он и огляделся, отыскивая для себя подходящую невесту. Маленькая девочка играла у церковной ограды. Он взял ее под руку. Сказал тоном, не терпящим возражений:

— Теперь и мы пойдем жениться.

Девочка вырвалась.

— Не пойдешь? — удивился Анатолий.

Девочка замотала головой.

— Не пойдешь со мной жениться? — В сердцах он отвесил ей пощечину…

Мальчик поражал всех окружающих памятью, рассудительностью, восприимчивостью к языкам. Друзья Федора Алексеевича и Ирины Семеновны — писатели и актеры, многие из которых и жили с ними в одном доме, любили возиться с Толей.

Тепло вспоминал Анатолий Федорович о людях, которые были рядом с ним в раннем детстве, о своей первой няне донской казачке Василисе (Вассе Ивановне), «высокой и статной красавице», рассказывающей мальчику сказки и страшные истории об оборотнях. Они встретились через двадцать семь лет, когда Кони был ужо председателем окружного суда в Петербурге. Васса Ивановна вышла замуж за лейб-казака императрицы Александры Федоровны Нагайцева и владела богатым хутором в Черниговской губернии. Каждый год она приезжала в Петербург и одаривала своего бывшего воспитанника всевозможными раритетами. «Но когда я пробовал ее отдаривать, — писал Кони, — то она обижалась и говорила мне: «Я ведь была твоей, ваше превосходительство, няней! Кому же мне и подарить? Я и хутор свой оставлю тебе». Мне стоило большого труда ее отговорить… убедив завещать хутор в пользу какого-нибудь благотворительного учреждения…»

В благодарной памяти Кони остался и лакей Фока, «оригинальную» наружность которого изобразил знаменитый карикатурист Степанов. «…Фока был человеком огромного роста — косая сажень в плечах, но говорил очень тонким и каким-то птичьим голосом».

Богатырь этот очень любил мальчика и в свободные минуты объяснял ему «по-своему законы физики и механики, стараясь подтвердить свои слова опытами, всегда, впрочем, неудачными». Во время эпидемии холеры в 1848 году Фока заболел этой страшной болезнью. Ночью он выгреб в ковшик из шкафчика, где Ирина Семеновна хранила в большом количестве, на всякий случай, недоконченные наружные и внутренние лекарства: мази, примочки и т. п., перемешал, съел — «что было, по его словам, трудновато» и выздоровел.