Конго глазами художника - [50]

Сын миссионеров, ранние годы которого были окрашены «запахами и таинственностью удивительного мира» африканской страны, Сигфрид Сёдергрен много лет спустя, став взрослым, приезжает сюда, чтобы не просто увидеть, а попытаться ощутить, познать, попять этот мир.

Он решает пожить в «краю, где меньше всего сказывалось влияние белых». И вот с помощью проводника, ставшего скоро его близким другом, он погружается в мир деревенской, «не ведающей времени Африки». Мир этот очень своеобразен; природа, люди, обстановка, быт — все здесь отличается от привычного автору мира уютной европейской страны, откуда он приехал. «Деревни грязные, дома ветхие, о гигиене и не слыхали», человек обязательно умирает, если его проклянет колдун; весь жизненный уклад определяется средой, в которой живут люди, — дремучим, грозным тропическим лесом, заставляющим их сплачиваться в борьбе против «упорно наступающих дебрей, против диких зверей, против бесов и колдовства». Единственная отдушина в однообразно тяжелом существовании — мир танца. В этом мире «они живут напряженно, ярко, переносясь в иную действительность, которая намного полноценнее обычной» (собственно говоря, речь идет здесь о могучей, преображающей человека силе искусства).

В восприятии автором открывшегося ему мира нет ни удивления, ни ощущения превосходства представителя «высшей» цивилизации; есть понимание. Понимание того, что жизнь этих людей объясняется условиями, в которых они живут, географией и главным образом их историей, В этой истории было и могучее государство Конго, достигшее своего расцвета в XVI–XVII вв., и мрачная эпоха работорговли, и черпая ночь колониального угнетения.

Темы колониализма — специальной — в книге Сёдергрена нет. Но колониализм слишком долго играл зловещую роль в судьбах всех африканских народов. Нельзя постичь суть Африки, не ощутив, не поняв всего того страшного, что было привнесено белыми колонизаторами в жизнь каждого народа и каждого жителя многострадального континента, и тема эта неожиданно, помимо воли автора, врывается в описание заполненной танцами ночи в глухой деревушке.

Забывшийся в танце, опьяневший человек вдруг замечает чужого:

«— Белый! Что он тут делает?

Недобрый, резкий голос перекрыл гомон толпы, и хотя слова были произнесены на языке китеке, я их понял. Тотчас воцарилась мертвая тишина. Только барабан продолжал глухо рокотать.

Почему так тихо? Разве происходит что-нибудь недозволенное, не предназначенное для моих глаз? Все уставились на меня. Как будто впервые увидели, хотя многие отлично меня знали».

Мозг его (Сёдергрена) начинает лихорадочно работать в поисках выхода: что он может противопоставить неожиданно прорвавшейся враждебности окружающих? «Но ведь эго вздор, я не имею ничего общего с белыми угнетателями и эксплуататорами. И меня никак не назовешь расистом. Но я белый»…

Не буду пересказывать дальше эту выразительную сцену: читатель, конечно, помнит, как на помощь нашему герою пришел его верный друг Нзиколи, сумевший объяснить толпе, что «не все белые одинаковые». Мудрый Нзиколи — самый обычный, рядовой человек, мелкий торговец — безусловно прав: не все белые одинаковы. Сегодняшняя Африка все лучше понимает, кто ее враги и кто — друзья, независимо от цвета кожи. Но слишком долго белая кожа была символом беды, несчастья — колониального рабства, угнетения в тысяче его форм и проявлений, и автор книги, которую мы прочитали, очень явственно ощутил это. Мгновение — и куда делось забытье, куда исчез мир тропической ночи «в не ведающей времени Африке»!

А впрочем, была ли вообще когда-нибудь Африка, «не ведающая времени», полусонная, застойно неизменная, активно проявляющая себя лишь в экстатических танцах, Африка «вне истории»?

Сегодня мы уже хорошо знаем, что такой Африки не было никогда: наука и жизнь дали тому великое множество неоспоримых доказательств. Известный английский писатель и исследователь-популяризатор африканской истории Б. Дэвидсон имел полное право сказать, что жизнь африканских народов «не имела ничего общего с застоем, ибо энергия била в них ключом. Они распахивали землю там, где ее никогда и никто не распахивал. Они добывали руду и выплавляли металлы, хотя никто не мог показать им, как это делается. Они находили ценные лекарственные травы. Они постигли секрет разбивки и искусственного орошения нолей на крутых склонах холмов. Они создавали новые и сложные социальные системы. (У них)…сложились самобытное ремесло и искусство, философия, идеология и религия…». «Африканская история представляет собой процесс, в котором подъем не раз чередовался с упадком, но в конечном счете созидательное начало одерживало верх. Африка всегда была в русле всеобщего человеческого прогресса и шла в том же направлении, что и народы других континентов. Народы Африки внесли и вносят ценный вклад в сокровищницу мировой культуры…»

Мы немало слышали от различных буржуазных культурологов и психологов о какой-то непостижимой душе «негра», о «вечных» и «неизменных» духовных ценностях черного человека с его психикой, резко отличной будто бы от психики «белого» человека, о неизбежности «особого» исторического развития «черных» пародов.