Конгломерат - [35]

— Отлично, — с улыбкой согласился Грегуар. — Если вы беретесь организовать мое время таким образом, я охотно скажу «да». Но будьте осторожны: если мне понравится дом, я могу там остаться!

Дон Мельчиорре посмотрел на него как-то странно, будто молодой человек, сам об этом не догадываясь, произнес магические слова, взволновавшие старого патрона, словно песня сирены или ария Верди.

— Сколько вам лет, молодой человек?

— Меня зовут Грегуар Батай. Следующей осенью мне будет тридцать два.

— Тридцать два года, — повторил дон Мельчиорре. — Вы чуть старше моей младшей дочери Орнеллы. Она очень красивая девушка. Я очень забочусь о ней.

Он еще раз повторил: «Тридцать два года», — словно хотел измерить дистанцию между молодостью и старостью, которая властвовала над ним, несмотря на то что он был еще силен и имел мечту, к которой стремился изо всех сил.

17

В полдень в ресторане «Bellini» было полно народу. Лучшие столики были взяты буквально приступом — все, кроме одного, расположенного недалеко от камина, — резервированного столика дона Мельчиорре. Его всегда оставляли свободным, даже если знали, что дон Мельчиорре не собирается сегодня приходить. Этот столик был священным. Традиция оставалась неизменной независимо от того, был дон Мельчиорре за границей или запирался дома, чтобы пережить очередной приступ подагры.

— Устраивайтесь, — произнес дон Мельчиорре, указывая рукой на кресло. — А я предпочитаю сидеть на твердом. Это лучше для моей спины. Это как лифт — я никогда не сажусь в него, только при крайней необходимости. Я всегда поднимаюсь по лестнице, даже на седьмой этаж. Люди отвыкли от физических упражнений. А потом они удивляются, что стареют раньше времени и у них все время что-то болит.

Грегуар молча согласился. У него возникло странное ощущение. Впервые оно появилось несколько часов назад, когда Грег увидел, как дон Мельчиорре входит в Каза Манцони. Но после того, как итальянец упомянул о своей дочери Орнелле и посетовал на отсутствие сыновей, Грегуар понял: дон Мельчиорре напоминал ему отца. Но того отца, которого у Грегуара никогда не было: разговорчивого, увлеченного, открыто высказывающего свои мысли и чувства, Дон Мельчиорре тоже был очарован этим молодым французом, о котором он ничего не знал и даже не пытался узнать в перерывах между минестроном, пармской ветчиной и пресловутыми реппе alia rabiata.

Однако Грегуар предупредил желание своего собеседника и, чтобы завоевать еще большее доверие, решил искренне все рассказать. Но вместо того, чтобы объявить, что он работает в инвестиционной организации, которая выискивает новые трансальпийские фирмы, он решил рассказать историю своей семьи. Он понял, что его крестьянское происхождение будет гораздо более эффективным ключиком к дону Мельчиорре, чем все его экономические дипломы и опыт работы в финансовой сфере.

— Мы принадлежим к одному миру, — начат Грегуар, пригубив марсалу.

— Правда? — удивленно спросил дон Мельчиорре.

— Больше, чем вы можете себе представить. Как вы думаете, где я родился?

Патрон «Verdi» изучающе посмотрел на него и задумался. Дон Мельчиорре любил играть, но ненавидел проигрывать.

— Я скажу, что это очень трудно, потому что ваш интерес к Манцони ставит вас в ряды начитанных интеллектуалов, но ваша манера решительно изъясняться свидетельствует о том, что вы принадлежите к миру движения, быстрых решений, креативной энергии.

Грегуар засмеялся своим заливистым смехом, который так нравился женщинам и обезоруживал самых подозрительных мужчин.

— Я не жалею о том, что задал вам этот вопрос, — сказал он. — От вас я узнаю о себе больше, чем от своих близких!

— Я ошибаюсь?

— И да и нет. Мой отец — крестьянин, живет в провинции Крез. Он фермер. Вместе с моими братьями они модернизировали свое хозяйство и производят молоко по самым современным технологиям.

— Что это значит? — заинтересованно спросил дон Мельчиорре.

— Они управляют своим делом так, словно это современное развивающееся предприятие. Однако промышленники предлагают за молоко смехотворные цены.

— Тогда наша встреча не случайна, — вслух подумал дон Мельчиорре.

Грегуар понял, что действовать нужно жестко, и решил завоевать благосклонность итальянского магната, играя на его чувствах.

— Я расскажу вам о своей семье. А потом скажу, кто я.

— Хорошо, — согласился дон Мельчиорре, и его лицо приняло обычное приветливое выражение. Этот мальчик решительно очаровал его.

— Отлично, — начал Грегуар. — Поскольку вы знаете и любите Францию, я попытаюсь рассказать вам о крестьянах, так как уверен, что эта тема вам незнакома. Я знаю, что в Италии склонны считать французскую агрокультуру сплошным бахвальством. Модернизация, машины и удобрения — вопреки американцам, которые хотели держать нас в пожизненной зависимости от их семян, мы стали могущественным экспортером.

— Но ваша ударная агропромышленная сила огромна! — воскликнул дон Мельчиорре. — Вы наделали хлопот американцам на русских, египетских, да и на всех остальных рынках!

— Да, но я хочу рассказать вам о реальной ситуации в деревне. После войны Франция насчитывала десять миллионов хозяйств. Знаете, сколько их осталось сегодня?