Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка - [8]

Сейчас я нахожусь на третьем этаже здания суда округа Кларк, разговаривая с капитаном Реем Габстером, местным шерифом, еще одним представителем тех сильных западных строителей с бледными глазами. Капитан услужливо поясняет мне особенности поддержания общественного порядка на Стрипе, где проблемы возникают не столько с пьянчугами, жуликами или дебоширами, сколько с теми психами, сидящими на таблетках, которые ни в какую не хотят отправляться в постель, страдают галлюцинациями и, возомнив себя Самсонами, пытаются обрушить казино. Для такой публики в округе имеются две обитые войлоком палаты. Денька через три-четыре буяны остывают, после чего оказываются чьими-то честными кормильцами в Денвере или Миннеаполисе, доверху груженными всеми необходимыми удостоверениями личности. Они без конца изливают душу и извиняются, пока полиция округа наконец навсегда не отправляет их из города-утопии куда следует. Капитан Габстер рассказывает мне про жизнь и наиболее эксцентричные времена в Лас-Вегасе, но я не очень внимательно его слушаю. Окна капитанского кабинета выходят в коридор. А по коридору то и дело проходят стайки девушек, подпрыгивая и крича, визжа и хихикая. Их головы буквально взрываются платиновыми и неоново-желтыми копнами, пчелиными ульями или малиново-шелковыми шарфами, их глаза апплицированы черным, наподобие заказанных по почте деколей, их груди под футболками нацелены в том же направлении, что и противовоздушные автоматические орудия. А пока они заворачивают за угол к лифту, их «глютеи максими» прыгают вверх-вниз с неизбежным «обнажением ягодиц», прижатых к черным, бежевым и кроваво-красным брюкам в обтяжку. Это всего лишь часть последней поставки в Лас-Вегас «шоу-герлз», числом в семьдесят единиц, для ревю «Лидо де Пари» в «Стардасте» и нового шоу под названием «Браваль», которое заменит старое, под названием «Вуаля». Здесь, в здании суда округа Кларк, девушки получают свои рабочие документы, и ровно через пятнадцать суток их маленькие «глютеи максими» и зенитные груди с наклеенными на соски звездами будут раскачиваться над отвисшими челюстями и вздернутыми носами посетителей, сидящих у самой сцены в «Стардасте». Я по-прежнему прислушиваюсь к Габстеру, однако странным образом простые слова, долетающие из здания суда, производят такой эффект, как будто старый атональный Артуро Тосканини пытается подпевать симфонии «Эн-би-си». Наверняка он там — размахивает своими игрушечными ручонками, подобно Тони Галенто, точно ведет бой с тенью или с судьбой, кричит во всю глотку прямо в лицо профсоюзным музыкантам, которые топят его даже без единого пузыря. В этом здании суда я уже побывал на трех судебных процессах, и это было замечательно, ибо залы суда здесь сплошь модерновые, обшитые светлой древесиной и выглядят совсем как телестудии для обсуждения проблем брака и воспитания трудных подростков. То, что приходится сказать судье, не формальней и не глупей того, что судьям везде и всегда приходится говорить, однако в пределах сорока секунд решительно все это становится бессмысленным, ибо атмосфера в зале суда в точности соответствует передаче новостей по «Кей-о-ар-кей», лучшей радиостанции Лас-Вегаса. Последние известия там начинаются с целого ряда электронных хрипов на самом дальнем рубеже звука, в диапазоне, который могут слышать только четвероногие. Затем голос объявляет о том, что в эфире «Актуальные точечные новости»: «Новости — все новости — сперва протекают через Актуальную Контрольную Точку! — а затем достигают вас! — на скорости Звука!» Далее следует очередная порция электронных хрипов, телеметрических сигналов и писков, а затем сообщение: «Кубинский президент Фидель Кастро вчера чуть было не утонул!» Хр-р! Фр-р! Пи-и! Диктор упомянутой радиостанции никогда не доставляет никаких новостей в Лас-Вегас на скорости звука — собственно говоря, он просто не может этого сделать, ограниченный в словах на тему, скажем, аннигиляции Лос-Анджелеса. Нужная фраза просто не может оказаться доставлена в пределы человеческого мозга ввиду головокружительности всего этого электронного увеселения.

Хрипы, фырканье, электронный писк, солнечные вспышки «бумерангового модерна» и «Флэша Гордона» парят всю ночь напролет над клубящимися звуками «херня-херня» и тарахтением пожилых дам за игральными автоматами — пока не наступает половина восьмого утра и я не принимаюсь наблюдать за тем, как пятеро мужчин за зеленым столом увлеченно играют в покер. Они ловко вставляют себе в ладони игральные карты и с прищуром разглядывают значки, складывая губы в точности так же, как Конрад Вейдт в форменном мундире, разглядывающий закодированное сообщение из штаба СС. Большой Сид Ваймен, азартный игрок с солидным стажем из Сент-Луиса, сидит там же, и его глаза после целой ночи за покерным столом напоминают два яйца-пашот с выгравированной на них дорожной картой Западной Виргинии. Шестидесятилетний житель Чикаго Томми Харган располагается рядом — небольшой хохолок седых волос зализан назад на розовом черепе, а перед его по-стариковски впалой грудной клеткой высится целая гора фишек. Там же сидит и шестидесятидвухлетний житель Далласа Макси Уэлч, жирный и флегматичный, как властелин Индийского океана. Две большие шишки из Лос-Анджелеса вовсю выдыхают во мрак дым зеленоватых, как свечи, сигар. Все выглядит как идеальная сцена времен Звездного Часа в любой задней комнате, «атлетическом клубе», заведении для снукера и непрерывного покера в истории высших представителей люмпен-буржуазии. Но что же все это собой представляет? Сбоку, у кафедры, сидит безупречное маленькое создание с пышной прической и такой чистой кожей, как будто ее каждое утро полируют ротационным буфером. Перед ней на горячей спирали стоит шаровидный кофейник. Единственной задачей миниатюрной девушки является подогревать игроков в покер очередной чашкой кофе. Тем временем лакеи в совершенно неотличимых на вид ливреях целеустремленно шастают неподалеку, готовые принести пятерым ловцам Звездного Часа все, что они только могут пожелать — сигареты, выпивку, салфетки, чистые тряпицы для протирания очков, переносные телефоны. Со всех сторон от покерного стола на почтительном расстоянии в десять футов стоит изгородь из наиболее деликатных золотистых штакетин. Из-за нее даже в этот нарколептический час суток стройные мужчины и женщины в своей лучшей одежде уважительно наблюдают за схваткой титанов. Вся сцена представляет собой «заколдованный круг» в казино отеля «Дюнс». Как знают (или, по крайней мере, считают) решительно все присутствующие, эти сказочные мужчины играют с начальными ставками в пятнадцать-двадцать тысяч долларов. Всего лишь одна фишка стоит сто долларов. Жвала медленно разеваются по мере продвижения баталии. И теперь Сид Ваймен, также являющийся заместителем директора отеля «Дюнс», оказывается у небольшого секретера внутри золотистой изгороди, подписывая целую пачку подтверждающих документов на суммы вроде четырех с половиной тысяч баксов. На каждом документе деловой чековой машинкой Берроуза отпечатаны тяжелые мондриановские цифры. Все выглядит так, словно американских азартных игроков высшего калибра неким образом похлопали по плечам, посвятили в рыцари, произвели в члены новой аристократии.