Конец "Зимней грозы" - [43]
— На кой прах ему этот выродок! — продавил каблуком портрет старшина и, небрежно откозыряв, повернулся к балке. — Пущай подавится! — бросил он через плечо, намекая на Зенкевича.
Следом, метнув недобрый взгляд в сторону танкиста, направился другой батареец.
Когда подбежали к тридцатьчетверкам, старший сержант торжествующе протянул флаг Ибрагимову. Их обступили. Флаг развернули.
— Н-да! — вскинул смоляные брови замполит. — Да это же знамя одиннадцатого танкового полка! Вот и надпись…
— Кто ж был в машине? Неужто командир? — охнул Вулых.
— Знамя могли в Верхне-Кумский везти, если командир их полка там. Кто знает? — ни к кому не обращаясь, заметил Кочергин.
— Вот ужо всыплет он им! Пожалеют, елки-корень, что живы остались! — хохотнул Зенкевич.
Общее веселье не разделил только Ибрагимов. На мгновение улыбнувшись прищуренными глазами, он окинул всех снисходительным взглядом и в бинокль стал рассматривать что-то за балкой.
— Что делать будем, товарищ батальонный комиссар? — спросил несколько обескураженный его безразличием к флагу Кочергин.
— Что делать? А ну, обернись!
По другую сторону балки, от реки, быстро приближался двойной ряд танков. Они шли в шахматном порядке. В прояснившейся дали даже невооруженным глазом можно было различить за ними бронетранспортеры.
— По машинам! — взбираясь на танк, крикнул Ибрагимов. — Кочергин — на связь! — И опустил крышку люка.
По команде «бобик» помчался в сторону дороги от Верхне-Кумского на Новоаксайский, к штабному автобусу, укрытому в Песчаной балке. Там был только водитель Миша. Кочергин развернул башенку назад и тут же схватился за бинокль. Всю шкалу делений, без интервалов, заняла накатная волна серо-желтой брони.
«Не меньше батальона и еще столько же мотопехоты. Вот где без артиллеристов никак! Сейчас это усвоим! И в первом ряду — тяжелые танки!..»
Они тут же, с больших дистанций, открыли огонь. Из удалявшегося от балки броневичка Кочергин увидел змеящуюся линию желтых вспышек. Склон, обрамленный горящим бурьяном, полосовали черные мазки разрывов. В лицо с силой плеснуло теплым воздухом. За спиной грохнуло.
«Во черт, и на меня перекрестье наложили! А может, перелет? Этак без чердака оставят!» — мотнул головой на разрыв Кочергин.
Ибрагимов решительно принял неравный бой. Его танки, резко разворачиваясь, вели беглый фланговый огонь через балку, поднимаясь к ее вершине параллельным с немцами курсом. Зрелище захватывало, и, когда броневичок нырнул в поперечную складку местности, Кочергин, не оборачиваясь, дотронулся подошвой до спины Шелунцова. «Бобик» притормозил. Теперь, опершись локтями на диск, можно было отлично рассмотреть боевые порядки гитлеровцев. Четкая шкала делений накладывалась на расплывавшиеся в поле зрения бинокля ближайшие стебли бурьяна. Их трепал ветер, и Кочергин приподнялся выше, чтобы они не застили. Сизая дымка затягивала балку, разделявшую танки. Потянуло едким душком бездымного пороха. По степи, сшибаясь, перекатывались пушечные громы, больно ударяя в уши.
«Да-а, не менее шести танков на наш один… Ага! Два накрылись!» — отметил лейтенант султаны дыма, поплывшие над рядами немецких машин.
«Батарея! Почему молчит?» — пронзила мысль.
Вдруг там, где рвали воздух пушки невидных из лощинки тридцатьчетверок, тоже взмыла спираль тяжелого, жирного дыма и стала круто изгибаться по ветру.
«Кто горит? Ибрагимов, Зенкевич, Вулых?.. Почему, разорви их, молчат артиллеристы?..»
— Иван Гаврилович, — обернулся он к тревожно следящему за боем с крыла броневичка Шелунцову, — поворачивай по этой впадине к вершине балки. Туда, верно, машины Ибрагимова отходить будут. Куда ж еще? Только посматривай! По ходу слева, в поселке Восьмое марта, вроде б немцы.
— Тогда несдобровать: встретят «хлебом-солью», — хлопнул тот дверцей.
Две тридцатьчетверки под острым углом постепенно сближались с броневичком. Башни повернуты назад, в открытых люках торчат головы командиров машин. В прыгающий в руках бинокль Кочергин торопился рассмотреть лица, но никто не обернулся, неотрывно провожая глазами немецкие танки и бронетранспортеры. Те, не опасаясь больше фланговых атак, удаляясь, разворачивались на север, в сторону дымных туч над Верхне-Кумским. Оттуда по-прежнему доносилась канонада, так же как далекое эхо боя в пойме Аксая. Кочергин оглянулся на сигнал «виллиса». Броневичок притормозил. Бережнов привстал с переднего сиденья, вглядываясь в приближавшиеся танки. За его спиной раскачивалось длинное «удилище» антенны танковой рации.
— Машины Ибрагимова нет, товарищ комполка! — понимая нелепость информации об очевидном, выкрикнул Кочергин.
— Куда это они отправились? — обронил Бережнов. — К балочке их заверну, пусть до времени из укрытия постреляют. Автоматчиков бы раздобыть, Кочергин… Нет, постой! Тебе другое задание. Проскочишь меж поселками в расположение пятьдесят девятой бригады. Она наступает на Верхне-Кумский с той стороны, от Мышковы, по дороге из Черноморова. Свяжись там со штабом двадцатого танкового полка — командир в курсе, — и совместно с их офицером разведай, не просочились ли немцы в сторону Дона, за поселок Восьмое марта…
Сборник исторических рассказов о гражданской войне между красными и белыми с точки зрения добровольца Народной Армии КомУча.Сборник вышел на русском языке в Германии: Verlag Thomas Beckmann, Verein Freier Kulturaktion e. V., Berlin — Brandenburg, 1997.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.
Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.