Конец "Зимней грозы" - [42]

— Выдюжим! Только вот как авангард наш за Аксаем выручать?..

— А мост у Чусовского?

Рассвет воровски, исподволь овладевал неоглядными просторами степи. Ночь еще таилась в глубоких морщинах и шрамах этой древней земли, но ее уже безжалостно вымывали дымно-белесые, как предрассветное небо, ручьи тумана. Они спрямили узкие зигзаги Аксая в гладь многоводной реки. Где-то под зыбкой ее пеленой, откуда только что долетал далекий перестук, что-то зашуршало, как будто легкий накат волн перебирал гальку. Кочергин зябко застегнул ватник на верхнюю пуговицу, вспомнив ночи у ледяных горных рек, где сырость пробирала насквозь.

— Танки переправились! — насторожился Козелков, — а мы тут лясы точим… Я к Ибрагимову напрямик, — повернулся он. — С тобой пока доедешь!

И тут пушечный шквал вдребезги разбил хрупкую тишину. В пойме пелену тумана прорезали золотые звездочки залпов, многоцветие искристых трасс. От реки, по другую сторону балки и с ближней стороны, явственно нарастал шум моторов. Вскоре он смешался в общий гул, и нельзя было разобрать, где машины замполита Ибрагимова, а где немцы. Пушечная пальба снизу, на Аксае, становилась все жарче. Дав ракету, Кочергин прыжками сбежал с пологого склона. От нечеткого контура броневичка отделился Шелунцов.

— Товарищ лейтенант! Не податься ли в штаб, к Песчаной балке? Отрежут нас. По реке пальба, и там, повыше, слышите?

«Действительно! Везде началось… Бахают где-то за Верхне-Кумским! Немцы дальше прорываются, или наши атаковали поселок от Мышковы, с севера?» — недоумевал Кочергин, взбираясь в башню.

Едва он достал ногами днище, броневичок качнулся: не дождавшись команды, Шелунцов дал газ.

— Иван Гаврилыч! Давай по бровке, куда Козелков побежал! — крикнул вниз Кочергин. — Пока Ибрагимова не увидим… А там решим!

Утренний ветерок рвал туман на льняные полосы, вроде тех, что стелют для отбелки. Выше он редел, и метрах в двухстах впереди Кочергин разглядел тридцатьчетвертки, к которым уже подбегал Козелков. Они разворачивались в сторону сужающейся балки Попова. По другую ее сторону, в тумане, угадывался крутой обрыв. За ним, от балки Лискина, грозно нарастали лязг гусениц и натужный вой моторов. В прыгающий бинокль Кочергин пытался по обозначившимся силуэтам различить типы немецких машин. Да, с небольшими интервалами в сторону Верхне-Кумского шли средние танки без сопровождения мотопехоты…

«Четыре… Семь… Рота! Дистанция — восемьсот метров!»

Тут же, из-за высотки, на которой только что побывали с Козелковым, ударила батарея 76-миллиметровых пушек и следом — танки Ибрагимова. Строй немецких танков сломался. Лавируя на местности, они отвечали беспорядочно, а тридцатьчетверки — всего-то только взвод! — почти не двигаясь, стреляли редко, прицельно.

«Незавидное у немцев положение, — впился в бинокль Кочергин, — растерялись под перекрестным огнем! Одну машину бросили, ишь как от нее шпарят, другая дымит…»

Немецкие танкисты, мелькнув среди разрывов, скрылись в люках других танков, которые, круто развернувшись, отстреливаясь, веером пошли назад, в сторону Аксая.

Уже опуская бинокль, лейтенант заметил, как балку перебегают справа двое солдат. А слева, наперерез, опережая их, мчится кто-то в комбинезоне.

«Куда они? — взялся он за бинокль. — А-а-а! К подбитому танку! Кто ж это из наших? Да Зенкевич, конечно. Кто ж еще!»

— Постой тут! — спрыгивая на землю, крикнул он Шелунцову. — Я счас!

«Во кросс!.. — бежал Кочергин, досадуя на слабость в ногах. — Тяжеловато без тренировки! Все в «бобике» катаюсь!..»

Чертыхаясь, он взобрался по дождевым вымоинам на обрыв. В полусотне метров впереди, на крутом склоне, замер немецкий танк. Двустворчатые крышки люка в борту башни, похожие на дверцы сейфа, распахнуты. Из люка выглянул командир «восьмой». В одной руке он зажал флаг, рдевший в пологих лучах, пробивших туман, в другой — портрет фюрера в рамке.

«Как кукушка из часов!» — невольно улыбнулся Кочергин и тут же согнал улыбку.

— Вас, старший сержант, батальонный комиссар откомандировал? Или вы здесь по собственному почину?

— Вылазь, вылазь, цыплячья башка в ребрастой шапке! Шустрый какой! — опередил ответ Зенкевича артиллерийский старшина. — Мое орудие танк подбило! Зенки-то протри! Левое колесо всмятку, вашим танкам отсель не достать. Они глядикося где! Гони флаг!

— Спокойно, старшина! — вмешался Кочергин. — Устав забыли? Зенкевич, доложите! — Он подавил раздражение.

— Нет, вы посмотрите на него, помначштаба! — спрыгнул тот на землю. — «Колесо»! Ле-ни-вец! Вразумел, дурья башка? А потом побачь на лобовую броню! Вся плита в трещинах, как стекло! Это тоже твое попадание? Явный рикошет с нашей стороны, — безапелляционно заключил Зенкевич. — Мой снаряд-то, мой!

— Не хитрите, старший сержант. Ясно, вы здесь самовольно. Поэтому отправляйтесь на место, не время болтаться! И вы, товарищи артиллеристы, не задерживайтесь. Не хватало из-за первого же танка передраться! Скоро их каждому вдосталь будет… Стреляйте метко, не хуже нас, и это сейчас пригодится, — тревожно оглянулся Кочергин в сторону реки. — На батарею, бегом! Отдайте портрет старшине, Зенкевич. А вы покажите его командиру дивизиона, — козырнул он батарейцу, зло сверлившему их маленькими глазками.