Конец века в Бухаресте - [108]

И в отношения с отцом Буби не мог внести ни ясности, ни теплоты. После того вечера, когда старый барон принимал присягу в качестве министра, они виделись всего лишь раз в доме домницы Наталии. Барон Барбу выглядел усталым и расстроенным, и Буби не решился затевать с ним серьезный разговор. Так что реальными людьми, с которыми Буби жил изо дня в день, были Катушка и Гунэ Ликуряну. Большого удовольствия от этой жизни он не получал, чувствуя себя как бы в доме, который оседает сразу и справа и слева.

Но разбираться в создавшейся ситуации ему было лень и к тому же неприятно. В Катушке он был уверен, считая, что слишком много для нее сделал. Буби надеялся, что если не любовь, то хоть чувство благодарности привязывает к нему эту женщину. У Буби не было никаких поводов подозревать в чем-то Журубицу, однако с ней происходило порой такое, чего он никак не мог понять.

Например, бывали дни, когда он ничем не мог ей угодить и она ни с того ни с сего на него набрасывалась. А если он пытался выяснить, что же все-таки происходит, то ничего не мог добиться, кроме передергиваний и несусветной чуши. Катушка обо всем судила вкривь и вкось, ни в чем не знала меры. Из-за пустяка она могла испортить целый день, а серьезную вещь не принять в расчет или вообще ее не замечать. Больше всего раздражала Буби в Катушке озлобленная агрессивность по отношению к старому барону, которого она, собственно, и не знала. Несколько раз Журубица делала попытки сблизиться с отцом Буби, но тот противился этому. Один раз, это было летом во время прогулки по Шосяуа Киселефф, коляска Буби и Журубицы оказались рядом с экипажем домницы Наталии. Буби, который в те времена был счастлив показываться везде со своей возлюбленной и со всеми знакомить ее, вышел из коляски с разодетой и надушенной Журубицей, подвел к коляске домницы Наталии и представил ее. Домница была чрезвычайно вежлива. Сказала, что у Журубицы очень красивые глаза. Чуть свысока протянула ей руку и без любопытства, как истая великосветская дама, но с улыбкой, как настоящая женщина, оглядела Катушку, извинившись за то, что вынуждена торопиться. Пригласив Буби на следующий день к обеду, она еще раз им улыбнулась, рассеянно посмотрела по сторонам и приказала кучеру трогать. В этот вечер Буби впервые почувствовал, что Журубица нервничает. Буби любил, и благородство его прощало возлюбленной любые ее выходки и капризы. Он понял, что Журубица не желает простить некоторой холодности и отстраненности домницы Наталии, и постарался предать этот случай забвению. Ему казалось даже, что он в этом преуспел, как вдруг однажды, ложась спать, Журубица ни с того ни с сего злобно проговорила:

— Нет, вы, бояре, от вежливости не умрете! Мы, маленькие люди, куда вежливее вас!

Потом она заговорила о чем-то другом и кончила похвалой Ликуряну и доброй его душе. Больше никто не был назван ни тогда, ни потом.

Счастливый и доброжелательный Буби полагал, что Журубица, пережив этот случай, поняла, что существуют вещи, каких касаться не следует, хотя бы из любви и уважения к нему. Но Буби ошибся. На похоронах Дородана, когда в сопровождении Урматеку появился старый барон, Журубица во время отпевания, прислушиваясь к неуместным шуточкам Гунэ Ликуряну, не переставала нашептывать Буби:

— Представь меня своему отцу!

Сначала молодой барон шипел на нее, потом перестал оборачиваться и только пожимал плечами.

Когда все стали расходиться, Катушка чуть было не выставила себя на посмешище. Следуя по аллеям кладбища вслед за старым бароном и Урматеку, она все время дергала Буби за рукав и не переставая клянчила:

— Ну вот теперь, когда мы одни! Ну вот теперь давай подойдем, представь меня!

В конце концов, чтобы Журубица оставила его в покое, Буби попытался объяснить ей, что похороны вовсе не подходящая обстановка для знакомства. В ответ на это Журубица подхватила Гунэ и вместе с ним затерялась в толпе. На улице Буби не нашел ни ее, ни коляски и был вынужден возвращаться в город пешком. С той поры Журубица возненавидела еще больше и Урматеку. Она не уставала всячески поносить его, задевая порой и старого барона, который в состоянии, как она говорила, держать при себе и выводить в свет такого подлеца. Она доходила до того, что во время нервических припадков кричала, обещая уйти от Буби, если его отец не выгонит Урматеку вон. Зная ее прошлое, Буби мог этим объяснить раздражение Журубицы, но мог и понять, какова она на самом деле. Однажды, когда Буби надоели все эти разговоры, он заявил, что и ему Урматеку не нравится, но вмешиваться в дела отца и нарушать его волю никому не дозволено. Журубица поняла, что ее может ожидать в будущем, и с того дня принялась тратить в три раза больше денег, швыряясь ими направо и налево. Она набивала шкафы и сундуки всяческой чепухой, которую скупала по магазинам, помимо платьев, шуб и шляп. Буби смотрел на это спокойно. Он давал ей деньги, радуясь, что она поумнела и не пристает больше с требованиями познакомить ее со старым бароном, не ругает постоянно Урматеку. В глубине души он признавал за Журубицей некоторую долю правоты: как-никак, но и он считал за оскорбление то, что любимую женщину нельзя ввести в круг близких людей. Потому он чувствовал себя виновным перед ней и пытался загладить свою вину. Для него эта связь продолжала держаться на страсти, от которой он не мог избавиться, и на мелких заботах о нем Журубицы. Все его вещи всегда находились под рукой, всегда в полном порядке. Книги, ноты, галстуки, кошельки, портсигары, сваленные в кучу и забытые молодым вертопрахом, теперь заботливо разложенные женской рукой, были снова возвращены к жизни. Всякий раз, когда Буби брал что-либо из своих старых вещей, а они представлялись почему-то новыми, ему казалось, что происходит это благодаря особому воздействию Журубицы.