Конец вечной мерзлоты - [13]

— Здорово, коммерсант! — иронически приветствовал он торговца, зная, что Тренев любит называть себя так, отделяясь от всех других. — По делу я к тебе пришел, — сказал Каширин. — Надобно мне кумачу аршин двадцать.

— На что тебе столько? — удивился Тренев. Красный кумач в основном шел на женские камлейки и расходился довольно туго. — Иль камлейки будешь шить?

— Не на камлейки, а на флаги и лозунги, — пояснил Каширин. — Праздничное шествие будем проводить первого мая.

— Пасхальное, что ли? — заинтересовалась Агриппина Зиновьевна.

— Красная пасха, — ответил с улыбкой Каширин. — Праздник рабочего люда.

— Откуда этот обычай? — с любопытством спросил Тренев.

— От чикагских пролетариев, — ответил Каширин.

— Чудное говорите, Петр Васильевич, — пожала плечами Агриппина Зиновьевна. — Кто же будет праздновать здесь, в Ново-Мариинске?

— Рабочие будут праздновать и туземное население, — ответил Каширин.

Ранним первомайским утром жители Ново-Мариинска увидели странное шествие, двигавшееся со стороны дальнего конца поселка, где между кучкой яранг и кладбищем селились чуванцы и другой бедный люд Ново-Мариинского поста.

Кто-то из баб истошно закричал:

— Идут, идут разбойники! Дикари двинулись! Всего шло человек пятнадцать. Впереди важно вышагивал Каширин. Куркутский и Волтер держали длинное полотнище, на котором белой краской было написано: "Вся власть трудовому народу и туземцам!" На другом полотнище выведено: "Да здравствует революция! Долой царских чиновников и эксплуататоров".

Отец Николай, только что отслуживший раннюю обедню, во всем церковном облачении. стоял на подтаявшем сугробе, чтобы лучше видеть,

Вставай, поднимайся, рабочий народ!

Вставай на борьбу, люд голодный — громко пел Петр Васильевич Каширин, и ему громко вторил, перевирая слова, Волтер.

У крыльца уездного правления Каширин повернулся к собравшимся и громко крикнул:

— Долой царских прихвостней и кровопийц трудового народа!

— С этой свободой как бы он вправду не поднял свой "люд голодный", — мрачно произнес Желтухин. — Люди озлоблены, жрать нечего. Поднеси спичку — вспыхнут.

— Вот и надо дать им возможность выпустить пар, — сказал Тренев, пряча улыбку. — Пусть митингуют, тешат себя.

Между тем процессия остановилась на берегу Казачки, где из снегаторчали борта зимовавшего кунгаса. Взобравшись на кунгас, Каширин простер руку над толпой и заговорил..

Издали было плохо слышно, и люди с крыльца уездного правления, стоявшие кучками у своих домов, понемногу собрались позади участников демонстрации.

— Граждане и товарищи! — говорил Каширин. — Сегодня впервые в жизни, чукотский край празднует Первомай, праздник трудовых людей всего мира! Оглянитесь вокруг. Какая нищета и несправедливость окружают нас! Из революционного Петрограда к нам пришла весть о свержении самодержавия, об установлении народной власти. А на самом деле что мы видим? Люди, которые должны сидеть в тюрьме или на каторге замаливать свой грех перед народом, свободно разгуливают по Ново-Мариинску. Мало этого, они еще и входят в комитет. Дорогие сограждане Анадырского края и всей Чукотки! Смертельная опасность нависла над нашим краем. Враги новой Россия из алчных своих побуждений, ради сохранения своих привилегий готовы продать Чукотку и все окраины нашей родины иностранному капиталу. Не дадим в обиду родную землю!

— Не дадим] — крикнул Ваня Куркутский.

— Не дадим! — крикнул Волтер, резко взметнув своим плакатом.

После речи Каширина процессия спустилась на лед лимана. Прошествовав вдоль гряды торосов, демонстранты стали потихоньку расходиться, пока из всей толпы не остались лишь те, кто нес знамена и лозунги.

Они поднялись у коммерческих складов и направились к домику Аренса Волтера, где запасливый норвежец приготовил нехитрое угощение.

Каширин аккуратно спрятал флаги и транспаранты в кладовую, прикрыл для верности сверху. линялыми оленьими шкурами и сказал:

— Еще нам пригодится красное знамя.

За строганиной рыбак Ермачков и младший брат Ивана Куркутского Михаил, обучавшийся грамоте у марковского священника, расспрашивали Каширина о будущем и с сомнением и недоверием переглядывались, слушая его горячие речи.

— У нас будет пролетарская республика! Погодите немного, дайте расшевелить народ. Эх, ну почему не пришел Тымнэро?

— Темный он совсем, — авторитетно заявил Ермачков. — Забитый да робкий.

— Для таких и революция! Чтобы поднять людей с коленей, — заявил Каширин.

Первомайская демонстрация напугала анадырский комитет, никто не хотел собираться на заседания, чего-то выжидали в своих домишках.

В ночи далеко светился огонек костра, горевший в чоттагине.

Из отверстия в крыше яранги к бледному небу тянулся столбик дыма, внутри слышались приглушенные голоса.

На длинной цепи поодаль от хозяйских собак отдыхала гостевая упряжка.

Кашлянув несколько раз, Каширин низко пригнулся и вошел в полутемный, едва освещенный костром чоттагин.

— Амын етти, Кассир, — радушно встретил его Тымнэро. — Мои родичи приехали. Это Теневиль, а женщина — Милюнэ… С верховьев они, из стойбища самого Армагиргина.

— А-а, — протянул Каширин, — вон ты какой, пишущий Теневиль! Как поживает брат Солнечного владыки Армагиргин?