Конец ночи - [13]
Мотя видела: по белой, будто снегом покрытой реке бежал белый речной трамвай. Круглый стадион в Лужниках отражал многочисленными окнами синее небо. На новом двухъярусном мосту, круто выгнувшем свою спину, плыли машины, а под ними, ясно различимый сквозь тускло блестевшие стекла станции метро, полз голубоватый поезд. Розовые стены домов на Фрунзенской набережной блестели, как полированные, и даже бурые башни древнего Новодевичьего монастыря касались сейчас старательно отмытыми. Далекие высотные дома торжественно, как факелы, держали в недосягаемой вышине свои шпили. А дальше, у самого горизонта, дымились трубы заводов, тянулись к небу длинные шеи башенных кранов. Их, этих кранов, было так много, что казалось, они обступили город надежной защитной стеной, как верные солдаты.
«Ничего себе, красиво», — подумала Мотя. Недалеко от нее, у самого края мостовой, остановился красный автобус с надписью «Экскурсионный». «Иностранцев привезли», — констатировала Мотя, и лицо ее стало таким, словно приготовилась она через щелочку в двери подслушать чью-то тайну. Но из автобуса выходили не иностранцы, а обыкновенные русские экскурсанты, и Мотя разочарованно отвернулась. Однако сейчас же снова обернулась: ей показалось, что увидела она чье-то очень знакомое лицо.
Удивительно, из автобуса спрыгнула на землю и остановилась в пяти шагах от Моти Катя Шестеркина. Катя, с которой Мотя училась в одном классе, с которой вместе пришла работать на ферму; они даже соревновались между собой, пока Мотя не надумала уехать в Москву, и Катя никак не могла догнать Мотю: хоть на два литра, а Мотины коровы неизменно давали больше молока.
— Катька! — так, словно звала на помощь, отчаянно крикнула Мотя, и, прежде чем Катя успела обернуться, она уже оказалась в крепких Мотиных объятиях. — Ой, как интересно! — говорила Мотя. — Гляди-ка, где встретились!.. А ты, значит, на экскурсию приехала?
— Ага, вот возят, показывают, — ответила Катя. — А ты чего пропала, писем даже не шлешь?
— А ну их, не люблю писать. — Мотя говорила и разглядывала Катю.
Катя очень изменилась за эти годы и, как определила Мотя, не в лучшую сторону. Она была будто крепко сбитый паренек: лицо обветрилось, погрубело, плечи раздались в ширину, шершавыми, большими стали ладони, и даже походка сделалась тяжелой, мужской. Одета Катя была в новый темный костюм, но костюм этот был и немного старомоден — длинная юбка, жакет с высокими плечами — и узковат. Сразу видно, что приехала Катя из деревни. Рядом с ней в своем крепдешиновом платье, в желтых немецких босоножках, с шестимесячной завивкой Мотя выглядела настоящей горожанкой, и, чувствуя это, она уже смотрела на Катю не то чтобы высокомерно, но слегка покровительственно.
Люди, вышедшие из автобуса, гуськом направлялись через шоссе, к университету за девушкой-экскурсоводом, которая, как заботливая воспитательница детского сада, поминутно оглядывалась назад, грозно призывая их не отставать. Катя глянула им вслед, но махнула рукой.
— Догоню. Рассказывай, как живешь.
— Замечательно живу, — ответила Мотя и, будто давно ждала этого вопроса, сразу торопливо заговорила, захлебываясь от гордости и самодовольства.
Она рассказала Кате об Алексее Сергеевиче, уехавшем в Индию, и об Ольге Ивановне, выступавшей по телевизору, и о знакомых индийцах, и о Вере-бригадире, и даже о доме, в котором живет, самом большом в районе, и о квартире с горячей водой, мусоропроводом, телефоном, и о Леночке, собирающейся лететь на Марс. Говорила она так, словно это именно она, Мотя, выступала по телевизору, ездила в Индию, строила дом и собиралась лететь на Марс, словно это она, Мотя, была хозяйкой квартиры и ей одной оказана честь жить в самом большом доме.
Катя сначала слушала с интересом, а потом облокотилась о розовый гранитный парапет и стала смотреть на Москву.
— Ты о себе расскажи, как ты-то живешь? — спросила она, когда Мотя наконец выговорилась.
— Вот глупая, — искренне удивилась Мотя, — а я тебе про что толкую?
— Значит, ты по-прежнему в домработницах?
— Угу, — радостно подтвердила Мотя.
— А я-то думала…
— Не, я не пошла на производство. Чего там не видела? Ну, а ты как живешь? На ферме все?
— На ферме. — Катя вдруг оживилась, и отчужденное до этой минуты лицо ее подобрело. — Ты помнишь, Мотя, у меня телушка была Партизанка? Ну, такая, с белым пятнышком на лбу? Она, знаешь, теперь рекордистка.
— Да ну, ишь ты! — скорее из вежливости, чем искренне удивилась Мотя. — Замухрышистая такая ведь была…
Моте не очень интересно было все это слушать, хотя и делала она ужасно заинтересованный вид. Ей не терпелось спросить про Саньку Жмыхова, но у нее не хватало духу. Она размышляла, как бы сделать это подипломатичней, но, так и не придумав ничего, изобразила на лице скучающее равнодушие и сказала:
— Санька Жмыхов как-то в Москву приезжал. Видела я его: чудной! Как он там?
— Жмыхов-то? А ты разве не знаешь? Он ведь техникум в Орле окончил, агрономом у нас работает. Его теперь Александром Ивановичем все величают.
— Да ну? — Мотя даже обомлела. — Врешь! — И неожиданно она почувствовала, что очень устала, что давно не ела, что ей зябко. А Катя безжалостно продолжала:
«Рассказ о красном галстуке» — это рассказ о маленькой мужественной девочке-пионерке, которая совершила как бы незаметный, но очень важный для себя нравственный подвиг. Рисунки Н. А. Драгунова. Ответственный редактор Л. Р. Баруздина. Художественный редактор А. В. Пацина. Технический редактор Л. П. Костикова. Корректоры К. П. Тягельская. Содержание: Об авторе Николай Евдокимов. Рассказ о красном галстуке (рассказ) — 1968 г. Для младшего школьного возраста.
Повесть о девушке, завлеченной в религиозную секту и погубленной верующими фанатиками.
В сборник включены повести и рассказы антирелигиозного содержания. Среди авторов — В. Тендряков, В. Беляев, Н. Евдокимов, А. Фитрат, Ю. Казаков и другие. Из предисловия читатель узнает о той реакционной роли, которую играют люди, фанатично исповедующие те или иные религиозные культы, о торжестве строгого научно-материалистического взгляда на религию в нашей стране.
Центральные персонажи большинства произведений Николая Евдокимова — его сверстники, бывшие фронтовики, строящие свою жизнь по высоким морально-этическим законам нашего общества Значительность проблематики, высокий художественный уровень, четкая и принципиальная авторская позиция — все это отличает ранее издававшиеся произведения, вошедшие в книгу Н. Евдокимова «У памяти свои законы».
Роман «Трижды Величайший…», повести «Происшествие из жизни Владимира Васильевича Махонина» и «Воспоминания о прекрасной Унгарии» известны читателю по публикациям в журналах «Новый мир» и «Дружба народов». В них причудливо переплетается прошлое и настоящее, реальное и фантастическое.
Николай Евдокимов написал печальную повесть на социальные темы, героями которой являются бомжи, никому не нужные люди. Бомжи городские, сельские (точнее, околодачные), бомжи-путешественники. Здесь, в повести, бомж, обитатель мусорки, имеет имя — Григорий Карюхин (бывший предприниматель), имеет друзей, таких же бедолаг-бездомных, и друзей-животных, собак. С каждым из них произошла своя печальная история. «Боже ж ты мой, для чего мы живем? Для чего он, Карюхин, топчет землю, неужели и ему суждено сгнить в этой мусорной свалке…» Природа всё-таки милосерднее к своим детям.
За книгу «Федина история» (издательство «Молодая гвардия», 1980 г., серия «Молодые голоса») Владимиру Карпову была присуждена третья премия Всесоюзного литературного конкурса имени М. Горького на лучшую первую книгу молодого автора. В новом сборнике челябинский прозаик продолжает тему нравственного становления личности, в особенности молодого человека, в сложнейшем переплетении социальных и психологических коллизий.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Отдыхающих в санатории на берегу Оки инженер из Заполярья рассказывает своему соседу по комнате об ужасах жизни на срайнем севере, где могут жить только круглые идиоты. Но этот рассказ производит неожиданный эффект...
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.
Судьба главного героя повести Сергея Ковалева тесно связана с развитием лесной промышленности Карелии. Ковалев — незаурядный организатор, расчетливый хозяйственник, человек, способный отдать себя целиком делу. Под его руководством отстающий леспромхоз выходит в число передовых. Его энергия, воля и находчивость помогают лесозаготовителям и в трудных условиях войны бесперебойно обеспечивать Кировскую железную дорогу топливом.