Конец Мадамин-бека (Записки о гражданской войне) - [16]
2-й интернациональный имени Карла Либкнехта полк возглавлял венгр коммунист Миклош Врабец, бывший военнопленный.
Сдавшиеся басмаческие отряды были сведены в 3-й полк под командованием бывшего курбаши Муллы Иргаша-кичик (Малого). Это прозвище относилось, впрочем, не ко внешнему виду командира 3-го полка (Мулла Иргаш был высокого роста, могучего телосложения), а к значимости Муллы Иргаша как командира небольшого басмаческого отряда.
План предстоящей операции, складывающейся из целого ряда ударов, предусматривал в конечном счете окружение и полную ликвидацию сил Мадамин-бека.
Каковы же были основные удары?
Татарская дивизия, подкрепленная казачьими сотнями, выбивает части Мадамин-бека из их постоянных стоянок в междуречье и гонит в сторону Шарихана.
Скобелевский гарнизон выходит на селение Гарбуа с юго-востока и юго-запада.
Наша Ферганская кавалерийская бригада выступает из Намангана через крепость Бабура и кишлак Шаханд и тоже направляется в район селения Гарбуа, чтобы не дать противнику уйти в Яз-Яванские степи.
Мадамин-бек учуял опасность. Он понял, что узкая долина между реками Нарыном и Кара-Дарьей может превратиться для его войска в петлю, из которой не вырвешься. Банды снялись с насиженных и удобных мест и начали свой поход, конец которого вряд ли мог предвидеть тогда еще сильный Мадамин.
В районе Гарбуа ему удалось соединиться с отрядами Курширмата. и, отбиваясь от наших передовых частей, уйти через Акбарабад, Суфан и, Кокджар в горную зону, к кишлакам Янги-Наукат и Иски-Наукат.
Страшны Алайские горы зимой. А эта зима была особенной. Я уже упоминал о сильных морозах и метелях. В январе они разыгрались не на шутку. Будто нарочно схватился ветер с басмачами, захлестывая дороги сугробами, обживая нестерпимым холодом людей и животных.
Вместе с ветром шли по следу Мадамин-бека и наши конники. Кужело было приказано преследовать противника, не дать ему укрепиться. А бек торопился, искал малодоступные для нас места, но удобные ему в целях обороны.
Вначале путь лежал по равнине. Помнится, полк, борясь с ветром, двигался по заснеженной дороге. Сугробы наметало так быстро, что тропа, пробитая передними рядами, исчезала буквально на глазах. Кони вязли в свежей пороше, с трудом преодолевая каждый шаг. Стужа все усиливалась.
Когда наша бригада приблизилась к кишлаку Янги-Наукат, начался снегопад. Разыгрался обычный для этих мест буран. Все вокруг металось в каком-то бешеном вихре. Ни дороги, ни деревьев — только крутящийся снег.
В такую завируху наша разведка сумела сбить тыловое охранение Мадамин-бека и захватить пленных. Стычка произошла всего в шести километрах от Янги-Науката.
Я всегда удивлялся и восхищался мужеством и отвагой кавалеристов-разведчиков. Новый случай дал возможность снова порадоваться. Ведь надо же среди такого адского ветра, в снежную бурю разыскать басмаческое охранение и пленить его! Впрочем, наши ребята и не таксе выделывали.
Кужело сам допрашивал пленных, а потом вызвал меня и Миклоша Врабеца.
— Мадамин-бек рядом, — сказал Эрнест Францевич. — Его штаб и главные силы в Янги-Наукате. Обстановка такая, что отдыхать дать не могу ни одному эскадрону, хотя знаю — все устали страшно…
Я слушал комбрига и мысленно оценивал наши силы. Марш по заснеженным степям и тропам предгорья, ветер, холод — все измотало людей до крайности. Но отдых немыслим. Лучше бой, он развеет усталость, поднимет дух. Хуже, если бек уйдет, и нам, опять-таки без отдыха, придется преследовать его в горах.
Притом, что такое усталость? Стоило только посмотреть на Кужело, как приходил стыд за свое малодушие. Недавно он встал после тяжелого ранения. Не все верили, что он вообще встанет. И вот выжил, поборол смерть, недуг, прошел вместе с нами труднейший путь. Не только прошел. Вел за собой бригаду и снова готов к бою, походу. Готов к трудностям. Имеем ли мы право отставать от Кужело?
Мы принимаем слова комбрига как приказ. Собственно, это и есть приказ. Предстоит бой за Янги-Наукат, где стянуты силы Мадамин-бека.
Бой начался, как только прибыла конная батарея татарской бригады. Она открыла огонь по кишлаку. Одновременно мой полк был послан в обход селения. В лоб противнику на Янги-Наукат развернулись цепи 2-го Интернационального полка Миклоша Врабеца.
А снег все шел. К гулу орудий и треску винтовок присоединился неистовый вой метели. Я не помню второго такого боя в снежную бурю, когда скачешь и стреляешь среди белого мрака, когда враг не виден, он лишь угадывается где-то впереди.
Как и многие бои с басмачами, бой под Янги-Наукатом не окончился. Он даже не развернулся. Мадамин-бек, располагая несравненно большими, чем мы, силами, уклонился от схватки и, выставляя легкие заградительные отряды, ушел из селения. Не задержались его банды и в Иски-Наукате. Силы бека поспешно двигались в сторону Кичик-Алая на Гульчу, где гнездились со своими шайками плохо подчинявшиеся Мадамину курбаши. Но другого пути не было.
Наша бригада ворвалась в Янги-Наукат вслед за противником. Последние пули были посланы в спины скачущих басмачей, и, возможно, часть из них достигла цели. Но прозвучал приказ — остановиться. И сразу мы почувствовали смертельную усталость. Все, что скопилось за долгий путь, за дни изнурительной борьбы с холодом и ветром, все навалилось сейчас на нас. Мы не слезали, мы падали с лошадей. Только сон и тепло могли вернуть силы. И это поняло командование. О преследовании Мадамин-бека нельзя было и помышлять. К тому же метель еще усилилась. Небо будто пало на землю, придавило ее, засыпало снегом, исхлестало ветром. Кишлак утонул в сугробах, застыл в леденящей стуже.
В книге Марии Стикко, переведенной с итальянского, читатель найдет жизнеописание святого Франциска Ассизского. Легкий для восприятия слог, простота повествования позволяют прочесть книгу с неослабевающим интересом. При создании обложки использована картина Антониса ван Дейка «Св Франциск Ассизский в экстазе» (1599 Антверпен - 1641 Лондон)
Первый в истории Государственный еврейский театр говорил на языке идиш. На языке И.-Л. Переца и Шолом-Алейхема, на языке героев восстаний гетто и партизанских лесов. Именно благодаря ему, доступному основной массе евреев России, Еврейский театр пользовался небывалой популярностью и любовью. Почти двадцать лет мой отец Соломон Михоэлс возглавлял этот театр. Он был душой, мозгом, нервом еврейской культуры России в сложную, мрачную эпоху средневековья двадцатого столетия. Я хочу рассказать о Михоэлсе-человеке, о том Михоэлсе, каким он был дома и каким его мало кто знал.
«Литературная работа известного писателя-казахстанца Павла Косенко, автора книг „Свое лицо“, „Сердце остается одно“, „Иртыш и Нева“ и др., почти целиком посвящена художественному рассказу о культурных связях русского и казахского народов. В новую книгу писателя вошли биографические повести о поэте Павле Васильеве (1910—1937) и прозаике Антоне Сорокине (1884—1928), которые одними из первых ввели казахстанскую тематику в русскую литературу, а также цикл литературных портретов наших современников — выдающихся писателей и артистов Советского Казахстана. Повесть о Павле Васильеве, уже знакомая читателям, для настоящего издания значительно переработана.».
Перед Вами история жизни первого добровольца Русского Флота. Конон Никитич Зотов по призыву Петра Великого, с первыми недорослями из России, был отправлен за границу, для изучения иностранных языков и первый, кто просил Петра практиковаться в голландском и английском флоте. Один из разработчиков Военно-Морского законодательства России, талантливый судоводитель и стратег. Вся жизнь на благо России. Нам есть кем гордиться! Нам есть с кого брать пример! У Вас будет уникальная возможность ознакомиться в приложении с репринтом оригинального издания «Жизнеописания первых российских адмиралов» 1831 года Морской типографии Санкт Петербурга, созданый на основе электронной копии высокого разрешения, которую очистили и обработали вручную, сохранив структуру и орфографию оригинального издания.
Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.